Аромат лотоса - Лора Бекитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было глупо надеяться, что она придет к нему в этом доме, где жила с прежним мужем. Анри понимал ее чувства, но не желал ждать и потому пришел сам.
Его маленькая дочь спала за пологом из прозрачной кисеи. Услышав шаги, Тулси обернулась и подавила возглас… Что она испытывала в этот момент? Изумление, смущение, радость?.. Молодой человек не стал размышлять над этим и быстро шагнул к ней.
Анри восхищенно любовался Тулси, бережно гладил ее руки и – говорил. Говорил о долгих днях разлуки, о своих сомнениях, о невыразимой радости и грядущих трудностях – тоже. А потом с непередаваемым облегчением зарылся лицом в ее густые черные волосы.
Они соединились друг с другом так, как соединяются не любовники, а супруги, уже родившие дитя, уверенные в чувствах, умеющие постигать наслаждение, знающие сокровенные уголки плоти и души друг друга. Легкие, сладкие волны нежности захлестнули, поглотили без остатка, страсть ослепила и оглушила, и они долго не размыкали объятий, словно боясь, что снова расстанутся.
Анри видел, что тело Тулси стало другим, еще более чувственным и прекрасным; не чужим, как говорила Урсула, нет, а до боли знакомым, потому что в нем билось сердце, в коем таилась истинная, проверенная разлукой любовь.
«Странно, – думал Анри, – говорят, что любовь простых натур столь беззаветна и велика, и, случается, они теряют себя. Но так ли страшно стать рабом чувств?» Ведь только с ним Тулси – мягкая, податливая, страстная, доверчивая до глубины души, тогда как в другие минуты в ней живет несгибаемая твердость и мужество, какому могут позавидовать иные мужчины.
– Тебе пришлось нелегко?
– Потому что тебя не было рядом. – Она гладила его нежными, как лепестки цветка, руками, а он отвечал страстными и в то же время легкими поцелуями.
– Мне тоже. Скажи, тебе не приходило в голову, что меня нет в живых?
– Я не верила в то, что человек, которого я так сильно люблю, мог умереть!
В ее голосе было столько вдохновения и веры, что у Анри перехватило дыхание.
– Чем я смогу отплатить за твою любовь?
Она улыбнулась.
– Только любовью. – И задумчиво произнесла: – Мой отец – какой он?
– Прекрасный человек, очень сильный, но до боли одинокий. Он очень любил твою мать и никогда не забывал о тебе.
– Мы не расстанемся, Анри? – вдруг с тревогой спросила Тулси, поднимаясь на локте.
– Нет, – твердо ответил молодой человек, – если будем мудрыми и осторожными. Если ты последуешь за мной, а я за тобой.
Он ушел перед рассветом, поцеловав ее и дочь, и Тулси уже не могла заснуть. Она встала и вышла в сад. Земля пенилась густой свежей травой, на кустах и деревьях распускались цветы, и их аромат разливался вокруг щедрым пряным потоком. Деревья раскачивались от теплого ветра, словно корабли на волнах, и воздух пьянил, как вино. Женщина сорвала красный цветок, с наслаждением понюхала и искусно вплела в свои черные волосы. Потом поспешила в дом, к дочери.
«Не омрачай мое счастье!» – эта фраза звучала как приговор. Отныне Урсуле было некому выплакать свою боль, не к кому обратиться за утешением и поддержкой. Она опустилась на кровать и долго сидела не двигаясь, безучастная и немая.
Она вспоминала Луизу, которая лежала в чужой земле, возле чужой проезжей дороги, и ей начинало чудиться, будто ее ждет такая же судьба. Жизнь кончена, ей вовек не испытать свежего, сильного, сладкого, словно летний ветер, чувства! И мать никогда не придет, не обнимет, не вселит в ее сердце надежду… Урсуле не было страшно, нет; душу пронизывало нечто куда более жуткое и глубокое, чем страх: смесь безысходности и тупого равнодушия, тяжелого, как гранитная глыба.
Девушка продолжала неподвижно сидеть, даже когда послышался сначала негромкий, а потом настойчивый стук в дверь.
– Мадемуазель Урсула, вы у себя? Пожалуйста, откройте, нам нужно поговорить!
Французский Майкла Гордона был отвратителен, но голос звучал вежливо и приветливо.
Урсула медленно встала и, прежде чем открыть дверь, глянула в зеркало. На нее смотрела Луиза Гранден, хотя и отчаявшаяся, потерпевшая поражение, но решительная и холодная. Да, это были ее глаза, ее губы, ее изящный и гордый поворот головы. Урсула поправила волосы, потом протянула руку и повернула ключ.
Майкл выглядел радостным и смущенным, как мальчишка. Он был в офицерской форме и с саблей на боку. В руках держал бутылку вина. Урсула с бесстрастным выражением на лице молча разглядывала его. Темные волосы, волевое лицо военного человека, серьезные серые глаза. Что ему нужно, зачем он пришел?
– Анри де Лаваль просил меня немного развлечь вас в этот вечер, – произнес Майкл и с облегчением перешел на английский: – Он сказал, что вынужден оставить вас одну и что вы немного расстроены.
Урсула усмехнулась. Как глупы, невнимательны и циничны мужчины!
– Куда вы хотите меня пригласить?
Он простодушно улыбнулся.
– Если не возражаете, можно пойти ко мне. У меня просторнее и комната в конце коридора, нас никто не побеспокоит и не увидит.
Надо же, какая предусмотрительность! Урсула с трудом сдержала приступ холодной ярости. Значит, Анри де Лаваль просил ее «развлечь». А сам, должно быть, уже держит в объятиях свою индианку!
– Пойдемте куда угодно. Мне все равно.
Майкл вежливо пропустил ее вперед, и они пошли по длинному коридору. На пороге его номера Урсула остановилась и глубоко вдохнула застоявшийся воздух. Она ненавидела мужские комнаты, неаккуратные, захламленные или, наоборот, унылые и голые. Было видно, что Майкл живет один и что у него редко бывают гости. От обстановки, от всех вещей веяло запустением и одиночеством.
Урсула опустилась в кресло, Майкл сел на стоявший рядом диван, открыл бутылку вина, наполнил бокалы, и они выпили. Гостье очень хотелось сказать что-нибудь едкое, например «Я жду развлечений!», но она заставила себя промолчать.
Вопреки ожиданиям Майкл вел себя довольно скромно. Без сетований и напускной бравады он рассказывал о своем детстве, о службе, об отце и о войне. Говорил о товарищах, которых пришлось потерять, о сражениях, об изнурительных маршах и благословенных минутах покоя и тишины, которые он научился ценить так, как их никогда не сможет оценить мирный человек.
– Вы хотите вернуться домой? – спросила Урсула.
– Конечно. Все мы терпим здешнюю жизнь только потому, что надеемся, что все это – временно, не навсегда. Потому так важно иметь рядом какую-то частичку дома.
– У вас она есть?
– Была. – Он вздохнул и одним глотком допил свое вино. – Письма от моей невесты. А теперь – ничего.
– Сколько лет вы живете в Индии?
– Пять.
– И все это время она вас ждала?
– Да. Но… не дождалась. Наверное, стала сомневаться, вернусь ли я. К тому же она встретила хорошего человека. Пусть будет счастлива!