Исток - Владимир Михайлович Соловьев

– Да и вообще совет этот… – пробормотал Иван Сергеевич. – Навыбирали неизвестно кого, прямо не совет, а путь из варяг в греки… – Тут Иван Сергеевич даже встрепенулся. – Постойте, у вас что же – и паспорта даже нет?

– Нет, – откровенно призналась Землянина. – Я признаю свою ошибку и в ней раскаиваюсь, но тем не менее…

– По какому же документу вас сюда пропустили? – строго продолжал Иван Сергеевич.

– А по свидетельству о смерти, – сказала Анна Ефимовна.

– Да какой же это документ! – возопил помощник.

– Официальный. С печатью.

– Гм, – сказал Федор Петрович. – Безусловно, свидетельство о смерти может в определенном смысле служить удостоверением личности. И тем не менее, если у вас нет паспорта, то, по сути дела, ничто не доказывает, что вы являетесь гражданкой СССР. А в КПСС могут состоять лишь граждане нашей страны.

– Чья же я, по-вашему, гражданка? – Анна Ефимовна была уже близка к слезам. – И в какую же партию мне вступать?

– А в любую, – сказал Федор Петрович. – Хоть к кадетам.

– Товарищ! – грозно произнесла Землянина.

– Ну, это я пошутил, конечно. А вообще… Сложный период переживаем мы, товарищ Землянина. Братские партии в лагере мира и социализма, по сути, перестали существовать, да и сам лагерь тоже. Смутные стоят времена.

– Прямо скажем, – подтвердил Иван Сергеевич. – Правда, это только в странах Варшавского Договора. В капстранах – там компартии существуют, как и прежде. Вот если вы куда-нибудь выедете…

– Как же я могу выехать без паспорта?

– Товарищ Землянина! – Федор Петрович почувствовал себя вынужденным даже несколько повысить голос. – Повторяю: это дело не наше, а соответствующих учреждений и органов. А ошибку действительно совершили и вы, и ваш сын, восстановивший вас без соответствующего решения… Кстати, он в какой системе работает? Академии наук?

– Нет. Он в кооперативе…

– Опять кооператив, – вздохнул Федор Петрович. – Просто диву даешься, на что только они не идут ради прибыли! Вот, пожалуйста – людей воскрешают уже! А самовольное восстановление людей в жизни, товарищ Землянина, – голос его снова окреп, – есть не что иное, как нарушение социалистической законности. Это антиперестроечное действие, вы понимаете? Думаю, что вопрос о восстановившем вас кооперативе следует рассмотреть со всею серьезностью. Иван Сергеевич, отметь. Тоже мода: инкорпорировать в наше общество людей без гражданства! Вот так, товарищ Землянина! К сожалению, на данном этапе помочь вам ничем не можем!

– Если разрешите, Федор Петрович, – сказал помощник, – одно замечание.

– Говори, Иван Сергеич.

– Вообще-то вопрос, как мне кажется, очень прост. Товарищ Землянина, независимо от смерти и восстановления, уже давно автоматически выбыла из партии в связи с неуплатой членских взносов за срок, намного превышающий три месяца. А по Уставу партии и трех месяцев более чем достаточно.

– М-да, – кашлянул Федор Петрович. – Конечно. Но в последнее время приходится терпеть…

– Верно, Федор Петрович, но ведь уставное требование никем не отменялось? Следовательно, нет оснований говорить о восстановлении в партии, ибо товарищ Землянина выбыла из рядов КПСС вполне обоснованно.

– Ну и какой же ты делаешь окончательный вывод? – поинтересовался секретарь.

– Вывод простой: если товарищ Землянина оформит все необходимые документы, мы сможем посоветовать ей подать заявление о приеме в партию на общих основаниях. А там уж как бюро решит.

– Вы поняли, Анна Ефимовна? – подвел итоги Федор Петрович. – На общих основаниях. Ну все. Вопрос исчерпан. Желаю вам всего наилучшего, крепкого здоровья и счастья в личной жизни.

«Я в КПК пожалуюсь!» – хотела было воскликнуть Анна Ефимовна, но тут же поняла, что жаловаться не станет. Ибо прав был райком, а не она. Потому что партия всегда права по отношению к любому из своих членов. Иначе это была бы уже какая-то не та партия. Не нового типа. Так что вместо угроз она произнесла только:

– До свидания, товарищи!

И осторожно затворила за собою дверь.

«Прокуратура! – думала она, медленно спускаясь по лестнице, устланной ковровой дорожкой. – Прокуратура запросит милицию, а что милиция, если Вадим уже и в Министерстве отказ получил? Нет, если только депутат не поможет, то…»

Что «то», она и сама не знала. Умирать вторично не хотелось, жить хотелось так, как хочется только старикам. Но жить так – подпольно – было унизительно. Это при царе большевики уходили в подполье. Но сейчас? В годы перестройки? Чушь какая-то. Хотя, если подумать… не оказалась ли партия и сейчас в положении гонимой и преследуемой? Если читать и слушать все, что сейчас пишут и говорят, то получалось, что только партия во всем и виновата, что даже и власть не надо было брать в семнадцатом, что и Владимир Ильич был и таким, и сяким, и только и делал, что ошибался. И все это нынче сходило с рук! Нет, воистину, партия подвергалась жестоким преследованиям, и о подполье, право же, стоило подумать всерьез…

С такими мыслями она неторопливо шла к трамвайной остановке, машинально нашаривая в сумочке зеленые пятачковые талончики для проезда. С лотка продавали говяжий фарш. Она хотела было купить, но вдруг усомнилась: имеет ли она, человек, по сути, без подданства, гражданства, родины право покупать советский фарш, предназначенный для советских граждан? Наверное же, нет.

Федор же Петрович, как только она вышла, многозначительно глянул на помощника.

– Видишь, до чего дошли? Хотел бы я только знать, чья это провокация: чтобы потом на весь мир растрезвонить, что мы в партию покойников принимаем, поскольку живые уходят! Крепко задумано, да ведь и мы не дурачки…

– Это демплатформа, никто иной, – уверенно сказал помощник. – Они пакостят. И кооперативы они поддерживают.

Федор Петрович снял трубку телефона и набрал номер одного из отделов Мосгорисполкома.

– Что вы там, Коля, регистрируете, кого попало? – строго спросил он. – Тоже друг, называется. Вот ты послушай, что они выкидывают…

Друг Коля внимательно выслушал, а потом ответил:

– Да ну, Федя, право, не узнаю тебя, мелочевкой какой-то стал заниматься… Хорошо живете, видно. Подумаешь, старуху у тебя воскресили! Тут, друг милый, капитализм воскресили, того и гляди – монархию воскресят, а ты – старуху. Гляди, как бы там у тебя царя не воскресили. Да какого же: Николая Александровича, какого же еще? Ну ладно, разберемся с твоим кооперативом, но ты глубже смотри, ты в корень смотри, задумайся. Разгромить недолго, но может, лучше подержать это дело в резерве, даже поддержать? Мысли, Федя, и о дне завтрашнем…

И Федор Петрович задумался.

А товарищ Землянина (несмотря ни на что, мы будем называть ее именно так: ей приятно это, а ведь не о каждом сегодня можно сказать такое), уже миновав лоточек с питательным фаршем, внезапно остановилась. И всплеснула руками.