На службе зла - Роберт Гэлбрейт

1) Написать Карверу.

Для очистки совести – и отчасти чтобы прикрыть собственную задницу. Не было никакой гарантии, что при нынешней лавине сообщений, которая обрушилась на Скотленд-Ярд, Карверу переправляют всю электронную почту, а его прямого адреса Страйк не знал. Люди по традиции еще всерьез воспринимали письма, написанные ручкой на бумаге, особенно присланные с уведомлением: старомодный конверт, за который Карверу придется расписаться в квитанции, уж точно никуда не денется. Тогда Страйк оставит за собой след, как это делал убийца, и покажет, что все другие способы вывести Карвера на преступника не увенчались успехом. Такой ход мог оказаться полезным в суде, которого, по мнению Страйка, было не избежать, вне зависимости от того, сработает ли план, задуманный им на рассвете в сонном Ковент-Гардене.

2) Баллон с газом (пропан?).

3) Неоновый жилет.

4) Женщина – кто?

Он помедлил, поспорил сам с собой, нахмурился и после долгих раздумий неохотно черкнул:

5) Штырь.

Это автоматически повлекло за собой следующую строчку:

6) 500 ф. (где взять?)

И наконец, после еще одного минутного раздумья:

7) Дать объявление о замене Робин.

Sole survivor, cursed with second sight,

Haunted savior, cried into the night.

Blue Öyster Cult. «Sole Survivor»[97]

Минуло четверо суток. Онемевшая от потрясения и боли, Робин вначале надеялась, даже верила, что Страйк ей позвонит, что возьмет назад свои слова, что осознает сделанную ошибку. Линда уехала; она до последней минуты согревала дочку добротой и поддержкой, но Робин подозревала, что мать втайне радуется ее окончательному разрыву со Страйком.

Мэтью проявил бесконечное сочувствие к невзгодам Робин. Он сказал, что Страйк никогда не понимал своего везения. Он перечислил все, что она сделала для босса, невзирая на смехотворную зарплату и ненормированный рабочий день. Он напомнил, что партнерский статус Робин в агентстве – чистой воды иллюзия, а в довершение суммировал все доказательства неуважения со стороны Страйка: отсутствие партнерского соглашения, неадекватная оплата сверхурочных, низведение Робин до положения прислуги, которая заваривает чай и бегает за сэндвичами.

Еще неделю назад Робин встала бы за Страйка горой. Возразила бы, что сверхурочные часы обусловлены профессиональной спецификой, что нельзя требовать прибавки, когда агентство вынуждено бороться за свое выживание, что Страйк ничуть не реже, чем она, заваривает чай для них обоих. А еще могла бы добавить, что Страйк, едва сводящий концы с концами, изыскал возможность отправить ее на курсы наружного наблюдения и контрнаблюдения и что неразумно ожидать, чтобы он, как старший партнер, единственный инвестор и основатель агентства, поставил ее на одну доску с собой.

Но ничего этого она не озвучила по той причине, что последние три слова, сказанные в ее адрес Страйком, изо дня в день преследовали ее, будто стук собственного пульса: «грубое служебное нарушение». И при этом выражение его лица заставило Робин сделать вид, что полностью солидарна с Мэтью, что ее захлестывает гнев, что на этой работе свет клином не сошелся и что Страйк не обладает ни цельностью натуры, ни нравственным чувством, если отказывается ставить безопасность Эйнджел выше всех других соображений. У Робин не осталось ни сил, ни желания указывать Мэтью, что в последнем вопросе у него наблюдается поворот на сто восемьдесят градусов: ведь первоначально он пришел в ярость, когда узнал, что ее понесло в дом к Брокбэнку.

Шли дни; Страйк не давал о себе знать; под молчаливым давлением жениха Робин делала вид, что назначенная на субботу свадьба не только вытеснила у нее из головы недавнее увольнение, но и вообще занимает все ее мысли. Вынужденная изображать в его присутствии душевный подъем, Робин вздыхала с облегчением, оставаясь в одиночестве после его ухода на работу.

Вечерами, перед его возвращением, она стирала из ноутбука историю поиска, чтобы он не узнал, что она внимательно отслеживает в Сети всю новую информацию по Шеклуэллскому Потрошителю и столь же методично гуглит Страйка.

Накануне их отъезда в Йоркшир Мэтью принес домой газету «Сан», которую всегда презирал.

– Зачем ты это купил?

Мэтью стал подбирать слова, и у Робин внутри все перевернулось.

– Неужели опять?..

На самом деле она, просидев весь день в интернете, знала, что нового убийства не произошло.

Мэтью развернул газету, открыл ее примерно на десятой странице и с непроницаемым лицом протянул Робин. С газетной полосы смотрела ее собственная фотография, на которой она, одетая в свой обычный тренч, понуро выходила из здания суда после выступления в качестве свидетеля на громком процессе по делу об убийстве Оуэна Куайна.

На двух небольших врезках были изображены Страйк, вроде как с похмелья, и ослепительная фотомодель, убийцу которой изобличили они вместе. Под фотоколлажем шел текст:

ДЕТЕКТИВ, РАСКРЫВШИЙ ДЕЛО ЛЭНДРИ, ИЩЕТ НОВУЮ ПОМОЩНИЦУ

Корморан Страйк, раскрывший убийства супермодели Лулы Лэндри и писателя Оуэна Куайна, расстался с эффектной 26-летней помощницей Робин Эллакотт.

Детектив разместил в интернете следующее объявление о вакансии: «Если вы имеете опыт полицейской или военной следственной работы и готовы посвятить себя…»

Дальше шло еще несколько абзацев, но у Робин не хватило духу дочитать до конца. Она только посмотрела на имя автора: им оказался Доминик Калпеппер, знакомый Страйка. Возможно, Страйк сам позвонил журналисту, который нередко выпрашивал у него темы для новых материалов, и обеспечил своему объявлению самую широкую огласку.

Робин думала, что чувствует себя хуже некуда, но сегодня она поняла, что сильно заблуждалась. Ее и в самом деле выставили на улицу после всего, что она сделала для своего босса. Значит, она была одноразовой «помощницей», «ассистенткой», но никак не партнером, не ровней; и вот он уже подыскивает ей замену с опытом полицейской или военной службы – из числа дисциплинированных, беспрекословно выполняющих приказы.

Ее душила злость, перед глазами все расплывалось: прихожая, газета, изображающий сочувствие Мэтью… Ей стоило больших усилий не броситься в гостиную, где заряжался мобильный, и не позвонить Страйку. За минувшие четверо суток у нее не раз возникало желание это сделать, но лишь для того, чтобы просить… умолять его отменить свое решение.

Довольно. Теперь ей хотелось кричать, принижать, обвинять его в черной неблагодарности, лицемерии, отсутствии представления о чести… Мэтью перехватил ее горящий взгляд, и прежде чем он успел изобразить сочувствие, она заметила, что он в восторге от того, как неприглядно проявил себя Страйк. Мэтью, как она теперь поняла, несся во весь опор, чтобы показать ей эту газетенку. Его радость оказалась куда весомей ее душевных мук.