Оружие Вёльвы - Елизавета Алексеевна Дворецкая

сумеют ли они выдать Ингвёр замуж, если станет известно, что она побывала в наложницах у Альрека? Его смерть искупила бесчестье рода, но не сделала Ингвёр снова безупречной. Мать настойчиво расспрашивала ее о самочувствии: она знала признаки беременности, которые могут проявиться уже в ближайшие полмесяца, но головная боль, чувствительность груди, небольшие кровянистые пятна на сорочке могли означать и другое, так что пока уверенности не было.

Через день Бьёрн почувствовал себя лучше и решил встать.

– Я должен завтра ехать, – сказал он Бергдис. – В такую пору нельзя медлить. Парни довезут меня, а конунг должен как можно скорее узнать, что случилось. И… я хотел бы, чтобы Ингвёр поехала со мной в Уппсалу. Конунг должен своими глазами увидеть, что я исполнил его поручение, что девушка на свободе, живая и невредимая. Наверняка он захочет ее расспросить.

– Раз уж ты с нею обручен, можешь сам решать, – вздохнула Бергдис. – Все это, конечно, большое несчастье… но уже ничего не переменишь. Думаю, для тебя будет лучше, если ты не позволишь конунгу уж слишком ее расспрашивать. О некоторых делах чем меньше людям известно, тем лучше.

– Но раз уж Хольти погиб, она теперь единственная, кто знает, как все это вышло. – Бьёрн беспокоился совсем не о тех вещах, о каких тревожилась Бергдис. – Как она туда попала…

Ингвёр отвернулась.

– Я скажу конунгу… – Бьёрн слегка скривился от неприятной необходимости лгать, но ему было уж слишком жаль Ингвёр, – что Снефрид ворожбой притянула ее туда. Она постарше, и, видно, более опытная колдунья…

Он не очень верил в то, что сейчас говорил. Но, имея время подумать, понял, что другого выхода у него нет. О замысле Бьёрна конунга женить внука на Ингвёр знают в этой усадьбе, и ее семья ради сбережения собственной чести постарается сделать это широко известным. Да и без того рассказ о поединке двоюродных братьев ради освобождения похищенной девы разойдется по всем Северным Странам. Если он, победитель, после этого не женился бы на спасенной, их обоих сочли бы обесчещенными. Ему не выскочить из той петли, что на него через предсказанье Эйрика накинул Один.

– Видно, так, – хмуро сказала Бергдис. – Ингвёр уж слишком молода для этого дела. Ей такой груз оказался не по силам. Но она поняла это, и ты не сомневайся – она будет тебе хорошей женой.

Ингвёр не очень-то жаждала ехать к конунгу – что она будет там делать без жезла? Она больше ничем не может ему помочь, поэтому предпочла бы остаться дома, но этому воспротивилась сама ее мать. Она сердилась на Ингвёр за побег, но не уставала думать, как вытянуть дочь из болота, куда та залезла по собственной неосторожности.

– Если мы сейчас дадим Бьёрну Молодому уехать одному, больше ты никогда его не увидишь. Конунгу ты больше не нужна, и уж конечно, его мать воспротивится такой женитьбе.

– Я не очень-то и хочу его видеть. – Ингвёр не стремилась к обществу свидетелей своего позора, и как женщины, и как ворожеи.

– Если он не возьмет тебя в жены, едва ли найдется другой желающий. Пойдут слухи, что ты была наложницей викинга, пусть и убитого. И даже тот, кто тебя освободил, тобою пренебрег – так скажут люди. И тогда, моя милая, у тебя останется один путь – поселиться где-нибудь в пещерах у моря и зарабатывать заклинанием ветров! Так что поезжай к конунгу, ничего ему об этом не говори, добивайся, чтобы он признал ваше обручение. Грози ему обрывом нити и лишением удачи.

– А если он захочет увидеть жезл?

– Покажи ему свой целящий жезл. Откуда ему знать, каким он должен быть? И откуда ему знать, – Бергдис склонилась к дочери и зашептала, – слышит ли тебя кто-нибудь возле Источника? Он не может этого проверить. А если ты и впрямь окажешься беременна, то лучше тебе находиться в это время при Бьёрне. Даже если он будет знать, что сам ни при чем, он не посмеет объявить об этом. Иначе будут говорить, что в этом-де состязании Альреков жеребец его обскакал!

На другой день Бьёрн чувствовал себя достаточно бодрым, чтобы пуститься в дорогу. В этой поездке Ингвёр сопровождала служанка – ее усадили на корме. Садясь в лодку, Ингвёр угрюмо размышляла, как держаться со стариком. Он спросит ее, как она попала в Кунгсгорд – он ведь ее туда не посылал! Можно сказать, что Хольти сказал ей, будто конунг поручил ей туда поехать… Хольти уже не сможет опровергнуть ее слова. А ему это могло понадобиться из желания отомстить Эйрику за своих родных. Сообразив это, Ингвёр даже слегка повеселела.

– Конунг будет не рад, что Хольти больше нет в живых, – вздохнул Бьёрн, тоже думая о предстоящем разговоре с дедом. – Ему мало кто нравится, а Хольти умел ему угодить.

– Зато он обрадуется, что Альрека больше нет в живых!

– Не знаю… Если правда то, что он вытягивал чужие жизни… то есть это делала для него твоя бабка… Ты сможешь устроить так, чтобы ему достались годы Альрека?

Ингвёр промолчала. Без жезла она ничего полезного для старика уже не сделает.

– Потому что если нет… – тихо начал Бьёрн, – то у него остаюсь только я…

– Этого не бойся. Я вовсе не хочу, чтобы мой муж умер в расцвете сил ради продления жизни жадного старика.

Бьёрн взглянул в ее синие глаза, и у него немного посветлело на душе. Чуть ли не детства он таил в душе опасение, что однажды и его жизнь понадобится деду. Но теперь, когда его жизнь нужна самой вирд-коне, дед ее не получит! Он очень нужен ей, но она готова взамен помогать ему.

– Конунг может… запретить нашу свадьбу, чтобы ты не оказалась на моей стороне, – сообразил Бьёрн. – Может, он придумал это обручение, чтобы заставить меня поехать за тобой, а сам…

– И ты его послушаешь? – Ингвёр пытливо прищурилась, как там, в спальном покое Кунгсгорда. От свежего ветра на Озере и движения, по мере того как остров Алсну уходил все дальше, она постепенно обретала прежнюю уверенность. – Ты не мальчик, а я не игрушка, чтобы он мог то совать тебе в руки невесту, то отнимать! Ты – мужчина, и ты доказал это с оружием в руках! Альрек был «морским конунгом», он превосходил тебя опытом в борьбе, где ценою всегда была жизнь, но ты одолел его! Я скажу об этом кому угодно, хоть конунгу, хоть самому Одину. Теперь никто не вправе тебе указывать, что с собой делать, даже дед! Люди не поймут,