Музей заброшенных секретов - Оксана Забужко

— А вот полигон — это удачно! — долбит он дальше свое. — Полигон и будет. О-ого-го сколько интересных штук будет под эти выборы впервые запущено в оборот! Когда-нибудь еще учебники об этом напишут… Управленческие технологии постинформационной эпохи — великая сила! Это как когда-то было расщепление атома — тогда тоже никто на первых порах не видел, какие возможности за этим открываются… Интересный будет у нас с тобой этот год, Дарина, — э-эх!.. — Он вдруг потирает руки с такой молодой, голодной, как у юноши после бассейна, жадностью к жизни, что я от удивления даже не успеваю отреагировать на это «нас с тобой», которым он меня уже зачисляет в свой штат: — Давай-ка выпьем! Выпьем, кума, выпьем тут, на том свете не дадут… Э, а почему ты мороженое не доела? Фигуру бережешь?..

— Выпьем за что, Вадим? За чью победу?

— За нашу, Дариночка, за нашу! Пусть себе америкосы с москалями махаются и дальше, а наше дело — навар! Первый раунд в этой игре выиграла Россия, после дела Гонгадзе Кремль получил полный контроль над Кучмой. Сейчас они делают ставку на донецких, там общий бизнес, одна бригада, ну и вообще, сама понимаешь… С советских времен… А американцы ставят на Ющенко — с тем расчетом, чтобы сберечь Украину в «буферной зоне». А мы посмотрим, что у них получится…

— А все, кто живут в этой стране, по-твоему, вне игры? Своей собственной воли у нас нет?

— А где она есть у населения, Дарина? В какой стране? Или ты тоже веришь в эту байду, будто историю творит народ? Не будь смешной, мы же не в девятнадцатом веке! Семьдесят процентов людей, по статистике, вообще не знают, что такое собственное мнение, а только повторяют то, что слышали. Народ глуп, Дарина. Так всегда было, есть и будет. Народ хавает то, что ему подают. А ты принадлежишь к тем привилегированным, у кого есть возможность ему подавать. Так что цени это, пожалуйста.

Он быстро, заговорщицки прищуривается — и снова этот промельк, как тень на поверхности воды (а я под водой, я все время под водой, какими же жабрами я дышу?..), — и вспышка нелепой надежды: а что, если это он подает мне знак (перед кем, перед какой третьей стороной или камерой наблюдения?..) — знак, что все это не всерьез, что он меня разыгрывает, чтобы я не верила ни одному его слову?.. «Не верь никому, и никто тебя не предаст» — это он, что ли, так говорил? (Когда?..) Но он, наоборот, принимает солидный вид:

— Так что серьезные деньги, Дарина, в нас пока что готова вкладывать только Россия. Такова реальность.

Мысленно стряхиваю с себя воду (брызги стынут под кожей…):

— Зарубежные специалисты, о которых ты вспоминал, — это российские?

— А какая тебе разница? — пожимает он плечами. — Я тебе предлагаю самую интересную работу, какую только может иметь творческий человек, и как раз по твоему профилю: берешь черную лошадку, считай Васю с бензоколонки, неважно кого, про это потом… Берешь — и делаешь из него героя! Лидера! Культового персонажа со своим мифом — каким этот миф будет, это уже сами решите… коллективно, брейнстормом… Своего собственного героя лепишь, как Господь Бог из глины, прикинь! И таким, каким ты его сделаешь, тот Вася и останется в памяти народной. Это же новый вид искусства! К тому же самый массовый — даже кино с ним не сравнится…

Все-таки недаром он почти четыре года прожил с художницей.

(…Искусство, говорила Влада, современное искусство — это прежде всего создание своей выгородки, отдельного выставочного пространства, в которое, что ни внеси, хоть бы и унитаз, — все будет считаться произведением искусства: современная цивилизация выгородила художникам нишу, где мы можем безнаказанно играться, выпуская пар, но уже ничего не можем изменить в общепринятом способе видения вещей…)

— Это не искусство, Вадим. Искусство — это то, за что не платят.

— Скажешь тоже! — Вадим аж откидывается на спинку стула. — А как Леонардо да Винчи Сикстинскую капеллу расписывал? Что, задаром?

— Микеланджело.

— Что?

— Не Леонардо, а Микеланджело. Это ты с «Кодом да Винчи» спутал.

— Ну Микеланджело, какая разница!..

— С точки зрения заказчика, никакой. Ту же самую работу мог бы выполнить и кто-то другой. Платили ведь за канонически выполненную роспись, и не более того. А та воздушная легкость росписи, от которой ты тащишься и сам не знаешь, почему, — это уже бонус, ее там могло и не быть. Искусство всегда бонус. По этому его и опознают.

— Да полно тебе. — Вадим явно раздражен этим съездом с темы на какие-то обиняки. — Просто другая эпоха, вот и заказы другие были. А церковь — это тоже управленческая корпорация, и по тем временам, между прочим, самая мощная… Смотри на это шире, Дарина! Ведь все люди этим занимаются, не только политики, — все стараются слепить из своей жизни какую-нибудь легенду, хотя бы для детей и внуков. Просто не у каждого есть возможность делать это профессионально — для этого уже нужны деньги…

…И снова всплеск, и снова я под водой… Почему мне никогда не приходило в голову видеть это так, как он говорит? Адин профессор в «Купидоне», старая поэтесса, гордо потрясающая передо мной крашеными кудрями, — неудачники, любители, у которых просто не было денег, и они старались подкупить меня тем, что у них было, — поредевшими кудрями, сплетнями, злословием, облупившимся блеском заношенных фальшивых репутаций… И еще, и еще — толпы случайных лиц сыплются из памяти, как из открытых дверок переполненного шкафа: начальники разных мастей, администраторы, директоры, князьки местного разлива, ритуально приветствовавшие меня — телевидение приехало! — в своих кабинетах, кадр за кадром проносится в памяти, как в кинохронике военного парада: деловые мужские костюмы — серый, темно-серый, черный в полоску, серый в елочку — энергично поднимаются из-за стола, обложенного гроздьями телефонов, мах — встали, мах — сели, Машенька из приемной вносит кофе, один такой твидовый пиджак с кожаными латками на локтях и по сей день мне названивает, приглашая поужинать вместе, — и, после небольшого вступления, каждый переводит речь на свой во-что-то-там грандиозный вклад, надувает себя передо мной, как воздушный шарик, который вот-вот полетит, лови! — вертится во все стороны выкрутасой, демонстрируя товар, бери! — а еще честолюбцы, непризнанные гении, изобретатели вечных двигателей и жертвы каких-то неимоверно-детективных интриг, прорывавшиеся к моему бедному уху с заверениями, что именно их история прославит меня на весь мир (порода, которая, к счастью, с распространением интернета дружно рванула туда, как через дырку в пробитой дамбе), — Господи, сколько же народу за годы работы на ТВ обтанцовывало меня со всех сторон, как дикари идола, с бубнами, с криками, с цветами, с тостами, чтоб я взялась лепить из них тех воображаемых героев, какими они хотели остаться в памяти людей!.. Словно электроны, сорванные с орбит каким-то гигантским взрывом, все эти люди, даже когда им удавалось нагреть себе вполне пристойное место в жизни, все время тлели в тайном убеждении, что на самом деле это место не их, а им почему-то полагается какая-то другая, необыкновенная и яркая жизнь, которую у них то ли кто-то отобрал, то ли никто, кроме них, еще не разглядел, — и поэтому нужен апостол, пропагандист, скульптор от массмедиа, который поможет обнаружить в бесформенном месиве их биографий контуры спрятанного шедевра и, убрав все лишнее, выставит на люди так, что все ахнут…