Наследник Осени - Тодд Фэнсток

Зло, таящееся в снах ребенка, притягивает всех, кого коснулась черная эффемерия. Большинство попадают сюда по дну океана. Иногда путь сюда занимает у них годы, но рано или поздно они все равно появляются здесь.

Вот почему мы не можем привезти девочку в Огндариен. Представь, какие беды постигнут страны, через которые порченые последуют за ней на юг.

– Но их ведь можно как-то убить?

– Да, можно. Мечом Камня. Я сам убил сотни этих тварей.

– Если вы убили так много, как получилось, что они еще не перевелись?

Селинор тяжело вздохнул и покачал головой.

– Достаточно малейшей царапины, чтобы зараза передалась от порченого здоровому. Чем сильнее рана, тем быстрее перерождается пострадавший, становясь в конце концов одним из них. Мои сыновья совершили долгое путешествие на север, чтобы помочь нам. Мне пришлось убить обоих.

Брат Зимы перевел взгляд на две стоявших на алтаре фигурки молодых людей.

– Но почему защищать ребенка должны именно вы? – спросил Брофи. – Почему именно огндариенцы обязаны сражаться со злом?

– Потому что мы единственные, кто в состоянии это делать. Связь с Каменным Сердцем дает братьям силы противостоять порче. Только мы можем защитить дитя. Мы не подвержены влиянию черной эффемерии и даже обладаем даром – в небольшой, правда, степени – исцелять тех, кого она коснулась. – Селинор немного помолчал. – Порча не может убить брата, но клыки и когти убивают нас так же, как и всех остальных.

– Но вы не смогли исцелить своих сыновей?

– Я прикончил обоих ударом в сердце, когда они покрылись черной шерстью, а во рту у них выросли клыки. Они пытались убить меня. Да, я оказался бессилен, потому что порча проникла слишком глубоко.

– Есть ли какой-то способ уничтожить черную эффемерию полностью?

Селинор покачал головой.

– Таким оружием должно было стать Каменное Сердце. Старшая дочь мастера Моргеона, мать основателя Огндариена, Донована Моргеона, употребила все свои знания для создания единственного оружия против зла. Она создала Каменное Сердце, которое защищает от черной магии и ее порождений, и попыталась перенести зло из снов младшей сестры в Камень. Но такая задача была по плечу разве что самому Дариусу. Камень оказался недостаточно прочным и не мог вместить всего, что заключено в снах малышки.

– И музыкальная шкатулка есть то единственное, что не дает девочке проснуться?

– Да.

– Тебе не кажется, что столь тяжкое бремя следует разделить с другими? Найти других защитников?

– Дитя должно держать как можно далее от цивилизации. Я не могу рисковать. Подумай, сколько зла способен принести этот ребенок. Нет, для всего мира будет лучше, если девочка останется в изоляции, на этом пустынном острове.

– Понимаю, но у нас есть и другие проблемы, – возразил Брофи. – Огндариен в опасности. Физендрийская армия стоит у его ворот. Ты ведь не хочешь, чтобы Свободный город пал?

– Мой долг – делать то, что в моих силах. Огндариен должен позаботиться о себе сам.

– А если он погибнет?

– Уж лучше пусть погибнет Огндариен, чем весь мир.

– А что, если отдать ребенка Огоггиму? Мы могли бы убедить императора защищать малышку так же бережно, как это делал ты, а он поможет нам в борьбе с врагами.

– Я знаю, что привело тебя сюда и что ты хочешь от меня, но доверяться Огоггиму – слишком большой риск. В моем понимании, ребенок – зло и угроза миру, но другие способны воспользоваться им как оружием. Нельзя давать чужакам то, чего они не понимают и что не способны контролировать.

– Шара знает их посланника, отца Льюлема, и считает его хорошим человеком. Разве мы не можем пойти на риск ради спасения Огндариена?

– Ох, Брофи… – Брат Зимы вздохнул. – Наш прекрасный Огндариен… для меня он давно стал мечтой. Его голубые стены, журчащая вода, Ночной рынок со всеми его соблазнами, зимние вечера в Зале Окон…

– Так помоги же мне спасти его!

Селинор тряхнул головой, отгоняя воспоминания.

– Не могу. Это невозможно.

– Неужели ты даже не позволишь мне попытаться?

Селинор помолчал, потом кивнул.

– Я хочу показать тебе кое-что. Думаю, когда ты это увидишь, то согласишься со мной.

Брат Зимы выбрался из ниши и стал подниматься вверх по склону, легко перепрыгивая с камня на камень. Они преодолели вершину кряжа, когда увидели лежащее на земле тело. Селинор рванулся вперед и, добежав, опустился на колени рядом с молодой женщиной в ветхих одеждах. Глаза ее были закрыты, на лице застыло выражение покоя и умиротворенности. Лишь подойдя ближе и остановившись за спиной дяди, Брофи понял, что она не дышит.

– Она исполнила свой долг тысячекратно, – с глубокой грустью произнес Селинор. – Ее срок давно истек.

– Кто она?

– Хранительница. – Брат Зимы опустил голову и, протянув руку, коснулся пальцами ее век. – Спокойных снов тебе, благородная Копи. Да будут прекрасны Перемены Года в той стране, куда ты ушла.

– Если она хранительница, кто же сейчас присматривает за девочкой?

Селинор повернулся к Брофи. Зеленые глаза его смотрели на племянника с невыразимой печалью.

Не дождавшись ответа, Брофи перевел взгляд на темный вход в пещеру. Где-то в глубине ее мелькнул огонек.

Тошнота накатила сразу, едва Брофи вполз в пещеру. Камень на эфесе меча Осени вспыхнул, озарив тесный лаз призрачным красным блеском. Наконец проход расширился, позволив встать в полный рост. Брофи вскочил и устремился к костру в глубине пещеры. Волна противной желчи подступила к горлу.

Шара сидела у стены, держа в одной руке серебряный ящичек и поворачивая другой медную рукоятку. Она взглянула на него, и у Брофи перехватило дыхание.

– Что ты наделала? – закричал он. – Как ты могла взять шкатулку?

– А как я могла не взять ее?

Он остановился. Скрипнул зубами. Потом подошел ближе и увидел спящую на земле девочку.

– Клянусь Переменами Года… Что с ней?

– Мы можем только догадываться, – глухим, бесстрастным голосом ответила Шара.

– О ней не тревожься. – Селинор остановился в нескольких шагах от костра. – Кто-то должен крутить ручку.

Брофи перевел дыхание.

– Нам нельзя здесь оставаться, – прошептал он. – Нужно возвращаться в Огндариен. И чем быстрее, тем лучше.

Шара закрыла глаза и опустила голову.

– Надо что-то придумать, – настаивал Брофи. – Должен же быть какой-то выход. Мы ведь можем, по крайней мере, поговорить с отцом Льюлемом, верно?