На шаг сзади - Хеннинг Манкелль

Нет, представить себе Ларстама в этой комнате ему не удалось. Валландер вошел в гостиную. Повсюду эти фарфоровые статуэтки. Собаки, петухи, барышни в юбках с кринолинами, гномы и тролли. Кукольный дом, подумал Валландер. Кукольный дом, в котором живет помешанный хозяин. Псих. К тому же псих со скверным вкусом, украшающий свою жизнь дешевыми сувенирами. Где он теперь, когда мы его спугнули?

Из кухонной двери появилась Анн-Бритт Хёглунд. Валландер сразу понял, что она что-то обнаружила.

– Тебе лучше глянуть самому, – сказала она.

Валландер последовал за ней в кухню. Один из кухонных ящиков был вынут из шкафа и стоял на столе. Там лежали какие-то бумаги. Часть их уже выложили на стол. Счета, брошюры. На самом верху – листок в клеточку из блокнота с карандашной записью. Если это писал Ларстам, то почерк у него был ясный и четкий. Валландер надел очки. Там было всего восемь слов, напоминающих какой-то жутковатый стих. Номер девять. Среда двадцать первого. Счастье приходит, и счастье уходит. Валландер сразу понял, что это значило. И Анн-Бритт, без сомнения, тоже.

– Он уже убил восьмерых, – сказал Валландер. – А здесь он пишет о девятом.

– Сегодня двадцать первое, и сегодня среда, – сказала Анн-Бритт.

– Мы должны немедленно его взять, – почти простонал Валландер. – Не дай бог, он успеет раньше.

– А что это значит? – спросила Анн-Бритт. – «Счастье приходит, и счастье уходит»?

– Это значит, что он не выносит счастливых людей.

Он пересказал ей слова Альбинссона.

– Интересно, где теперь можно найти счастливого человека?

– Просто так не найдешь. Надо искать.

У него опять заболел живот.

– Мне одно странно, – сказал он. – Он пишет – «номер девять». То есть кто-то один. Раньше он всегда нападал на группы. Если не считать, разумеется, Сведберга.

– Сведберг стоит особняком. Ты прав – он меняет рисунок. Это может быть очень важно.

Было уже без двадцати пяти пять. Валландер выглянул в окно. Рассвет еще не занимался. Где-то там, в темноте, таится Оке Ларстам. Валландер чувствовал, что близок к панике. Мы его не возьмем, с отчаянием подумал он. Мы не успеем. Он убьет еще кого-нибудь.

Он уже выбрал жертву. И мы ничего не знаем. Мы даже не знаем, куда ткнуться. Мы не знаем ровным счетом ничего.

Он повернулся к Анн-Бритт и посмотрел на нее долгим умоляющим взглядом.

Потом надел резиновые перчатки и занялся содержимым ящика.

Море.

Море ему представлялось как последнее и абсолютно надежное убежище – отплыть от берега и медленно погрузиться в бесконечную глубину, где царят вечная тьма и вечное молчание.

Это будет его последнее убежище.

Он взял одну из своих машин и поехал к морю на запад от Истада. Этой августовской ночью берег в Моссбю был совершенно пустынным. Несколько машин проехало по шоссе в сторону Треллеборга. И все. Он поставил машину подальше от дороги, чтобы ее не достигал свет фар, и убедился, что на крайний случай у него есть пути отступления.

Он погасил фары. Темень была непроглядной. Он опустил окно и глубоко вдохнул – пахло морем. Ветер стих было, поэтому плеск волн был почти не слышен. Он медленно и методично анализировал происшедшее. Лишь одно беспокоило его. Обычно он наглухо закрывал дверь в свою изолированную спальню. И почему-то именно в этот вечер, ложась спать, оставил ее приоткрытой. Он попытался убедить себя, что его способность ускользать достигла уже сверхъестественной силы. А может быть, ему просто-напросто повезло.

Если бы звукоизолирующая дверь была закрыта, он бы никогда не услышал, как они вскрывают квартиру – стояла глубокая ночь. Он проснулся, словно от толчка, сразу сообразил, что происходит, и ушел через заднюю дверь. Закрыл он ее или нет? Он не помнил. Он успел схватить только пистолет и кое-какую одежду. Он прекрасно понимал, что дверь вскрывает не взломщик, а полиция.

И он уехал из Истада. Несмотря на охватившее его возбуждение, он заставил себя ехать медленно. Он не имел права подвергать себя риску попасть в аварию.

Было четыре часа утра. До рассвета еще далеко. Он думал, и думал, и думал… Совершил ли он какую-то ошибку? Как будто бы нет. Значит, менять план не следует.

Все шло, как он и задумал. Во время похорон он вскрыл дверь в квартире на Мариагатан, где жил этот полицейский. Осмотрел квартиру, убедился, что тот живет один. Все оказалось намного легче, чем он предполагал. Он нашел запасной ключ в одном из кухонных ящиков. Это значило, что ему даже не придется пользоваться отмычкой, когда он сюда вернется. Он прилег на постель, но тут же встал – она была слишком мягкой. У него появилось чувство, что он тонет.

Потом он пошел домой. Принял душ, поел и лег в своей тихой комнате. Ближе к вечеру он занялся тем, чем давно собирался заняться – тщательно отполировал все свои фарфоровые статуэтки. Это заняло больше времени, чем он предполагал. Закончив, он опять поел и лег. Когда эти вскрыли дверь, он уже несколько часов как спал.

Он вышел из машины. Было темно, тепло и тихо. Он и припомнить не мог – был ли когда-нибудь такой август? Разве что когда-то, когда он был ребенком… Он спустился к воде. Представил себе полицию в своей квартире, как они копаются в его ящиках, пачкают пол своими грязными сапогами, трогают его статуэтки, и пришел в ярость. На секунду у него возникло желание вернуться, взбежать по лестнице и перестрелять всех до единого, но он овладел собой. Он прекрасно знал, что они не найдут ничего, что бы помогло им его выследить. Ни бумаг, ни фотографий. Ничего. И они ничего не знали об абонентской ячейке в банке, открытой им на чужое имя. Там лежали все документы с фотографиями, бумаги на машины, банковские книжки – все, что могло пролить свет на его личность.

Они, конечно, будут возиться там несколько часов. Но раньше или позже он вернется в свою квартиру, очень уставший после бессонной ночи.

Он будет его ждать.

Он вернулся к машине. Самое главное сейчас – выспаться самому. Он мог бы поспать в машине, но у него не было уверенности, что машину никто не увидит, несмотря на то, что он искусно ее замаскировал. К тому же спать, скорчившись на заднем сиденье, – это не сон. Это было бы недостойно его. Он хотел вытянуться в постели. Предварительно, разумеется, он уберет матрац – он не может спать на мягком.

Он прикинул – может, снять номер в гостинице? Но там надо назвать имя, а этого он не хотел. Он не хотел называть даже вымышленное имя.

Потом он сообразил – есть же совершенно отличное решение. Есть место, где он может прекрасно отдохнуть. Риск, что кто-то туда явится, крайне незначителен. Но даже на этот случай там, куда он собирался направиться, тоже есть черный ход. Он завел мотор и включил фары. Скоро рассвет, надо выспаться. У него впереди нелегкий день.