Лед - Бернар Миньер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слева в двери показался Маршан.
— Что случилось?
— Мне надо задать вам несколько вопросов.
Управляющий указал ему на другую дверь, чуть подальше. Сервас вошел. Тот же кабинет, с классерами, наградами и книгами о лошадях. На светящемся экране компьютера фото великолепного гнедого коня. Может, это и есть Свободный… Маршан шел впереди, и на Серваса дохнуло ароматным виски. На этажерке стояла наполовину пустая бутылка «Label 5».
— Это касается Мод Ломбар, — сказал Сервас.
Маршан бросил на него удивленный и презрительный взгляд. Глаза у него блестели слишком ярко.
— Я знаю, что она покончила с собой.
— Да, — сказал старик. — Грязная история.
— В каком смысле?
Сервас заметил, что Маршан колеблется. Его глаза забегали по сторонам, потом остановились на Сервасе. Он приготовился врать.
— Она вскрыла себе вены.
— Ерунда! — загремел Сервас, крепко схватив управляющего за грудки. — ВЫ ВРЕТЕ, МАРШАН! СЛУШАЙТЕ! НЕВИНОВНОГО ЧЕЛОВЕКА ОБВИНЯЮТ В УБИЙСТВЕ ГРИММА И ПЕРРО! ЕСЛИ ВЫ СЕЙЧАС ЖЕ НЕ СКАЖЕТЕ МНЕ ПРАВДУ, Я ОБЪЯВЛЮ ВАС СОУЧАСТНИКОМ ПРЕСТУПЛЕНИЯ! ПОДУМАЙТЕ ХОРОШЕНЬКО И НЕ ТЯНИТЕ. Я НЕ СОБИРАЮСЬ ТОРЧАТЬ ЗДЕСЬ ВСЮ НОЧЬ! — прибавил он, белый от гнева, доставая наручники.
Управляющий явно был напуган этой неожиданной и неистовой вспышкой ярости. Услышав, как звякнул замок наручников, он широко раскрыл глаза и уставился на Серваса, словно прощупывая его.
— Это блеф!
Он прекрасный игрок в покер. Его не так просто провести. Сервас схватил Маршана за руку и резко развернул.
— Что вы делаете? — ошеломленно спросил тот.
— Я вас предупредил.
— Но у вас нет никаких доказательств!
— Как по-вашему, сколько обвиняемых торчат в тюрьмах предварительного заключения без всяких доказательств?
— Погодите! Вы не можете меня арестовать! — протестовал управляющий, вдруг запаниковав. — Вы не имеете права!
— Предупреждаю, возле жандармерии торчат фотографы, но вам набросят на голову пальто, когда будут выводить из машины, и вы ничего не увидите, не считая земли под ногами, — вдохновенно соврал Сервас.
— Погодите! Да стойте же, черт вас возьми!
Но Сервас держал его крепко. Они уже были в коридоре. С улицы доносился вой ветра, в приоткрытую дверь залетали снежные хлопья.
— Хорошо! Согласен! Я солгал. Снимите с меня это!
Сервас остановился. Всадник на манеже следил за ними, не спуская глаз.
— Сначала правду, — шепнул Сервас на ухо Маршану.
— ОНА ПОВЕСИЛАСЬ! На качелях в парке возле замка, черт бы вас побрал!
Сервас затаил дыхание. Повесилась… Вот оно! Он снял с Маршана наручники.
Тот потер себе кисти, опустил голову и сказал:
— Никогда этого не забуду. Был летний вечер, только начало темнеть. Она надела белое, почти прозрачное платье, качалась над лужайкой, в закатном солнце. Призрак со сломанной шеей… Она так и стоит у меня перед глазами почти каждый вечер.
Как и все остальные, она выбрала лето, чтобы покончить с собой. Белое платье. Пропп говорил, что надо искать белизну.
— А зачем было врать?
— Отвечая на вопросы чужаков, разумеется, — сказал Маршан, опуская глаза. — Не спрашивайте меня, какая разница, я и сам не понимаю. Патрон не хотел, чтобы об этом узнали.
— Разница огромная, — ответил Сервас, направляясь к двери.
Эсперандье собирался выключить компьютер, когда раздался телефонный звонок. Он вздохнул, посмотрел на часы — было 22.40,— снял трубку, узнал голос говорившего и сразу выпрямился. Это был Люк Дамблен из Интерпола. Он ждал этого звонка с тех пор, как вернулся в Тулузу, и уже начал отчаиваться.
— Ты был прав, — сказал Дамблен без преамбул. — Это он. А над чем ты, собственно, работаешь? Я не знаю, в чем там у вас дело, но у меня впечатление, что ты подцепил крупную рыбу. Больше ничего не хочешь мне сказать? Каким образом такой человек, как он, оказался в зоне внимания следствия?
Эсперандье чуть не упал со стула, нервно сглотнул, выпрямился и спросил:
— Ты уверен? Твой парень из ФБР это подтвердил? Расскажи, как он добыл эту информацию.
Последующие пять минут Люк Дамблен объяснял ему все в деталях.
«Тысяча чертей! — подумал Эсперандье, положив трубку. — На этот раз надо предупредить Мартена. Тотчас же!»
У Серваса было такое впечатление, что все стихии ополчились на него. В свете фар вихрем крутились снежные хлопья, а стволы деревьев быстро белели с северной стороны. Настоящая снежная буря, и как раз в эту ночь… Интересно, та женщина, психолог, успела добраться до Сен-Мартена? Наверху дорога, наверное, еще хуже. Ему было неспокойно. Несколькими минутами раньше, выходя из конного центра, он сделал последний звонок.
— Алло? — прозвучало в трубке.
— Мне надо тебя повидать. Сегодня вечером. Кстати, я чуть-чуть проголодался. Это не будет слишком поздно?
Послышался короткий смешок, потом Габриэль Сен-Сир спросил, не скрывая жгучего любопытства:
— Есть что-нибудь новенькое?
— Я знаю, кто это.
— Правда?
— Да. Но я бы хотел сначала узнать твое мнение.
— Что ты полагаешь делать?
— Для начала прояснить вместе с тобой несколько деталей, относящихся к закону. Потом сразу переходить к действиям.
— А мне не хочешь сказать, кто это?
— Сначала пообедаем, а затем поговорим.
Снова раздался смешок, потом старик сказал:
— Думаю, ты мне принесешь что-нибудь в клюве. Приезжай. Осмелюсь сообщить, у меня осталась курица.
— Еду, — сказал Сервас и отсоединился.
Окна мельницы тепло светились сквозь метель, когда он остановился возле ручья. По дороге ему не попалось ни машин, ни пешеходов. Он запер «чероки» и пешком отправился через мост, согнувшись под порывами ветра и снега. Дверь открылась сразу, и Сервас ощутил вкусный запах жареной курицы, вина и специй. Сен-Сир принял у него пальто, повесил на вешалку и пригласил вниз, в гостиную.
— Стаканчик теплого вина для начала? Курица будет готова минут через двадцать. А пока можно и поговорить.
Сервас посмотрел на время: 22.30. Ближайшие часы должны стать решающими. Надо было продумать множество вариантов ходов, чтобы двинуть вперед каждую пешку, но у него не было ясности в этом вопросе. Старый следователь, с его огромным опытом, должен ему помочь не наделать ошибок. Противник был опасный. Сервасу придется вникнуть в малейшие юридические тонкости. От голода и от дивного запаха жарящейся курицы у него сводило желудок.