Принц Лестат - Энн Райс

Я засмеялся – просто не выдержал. Голос, словно бы исчерпав запас членораздельной речи, перешел на крики, стоны, злобное шипение и рычание.

– Приди сюда! – молил Бенедикт. – Она за мной гонится! Идет по пляжу.

– Взлетай! – со стоном посоветовал Рошаманд. – Она не знает, что владеет этим даром.

– Да я уже, – залепетал Бенедикт. – Я здесь, на утесе, мне вроде ничего не грозит, но Рош, если я улечу, а она так и останется здесь бродить, и я потеряю ее из виду, мы потеряем ее, Рош, помоги мне. А вдруг она упадет куда-нибудь, где на нее попадет солнце, а тогда, если солнце обожжет ее, мы ее потеряем…

– Тогда ты умрешь, – сказал я. – Где ты? Отвечай же скорей.

– Монтаук, Атлантическое побережье, самая оконечность Лонг-Айленда. Олд-Монтаук-роуд. Ради бога, приходите!

Фарид с Сетом тут же направились к двери.

– Я с вами! – закричал я.

– Нет уж, пожалуйста, останься тут и не выпускай его! – возразил Сет, кивая Сиврейн и Грегори. – А нам доверь задачу привести их всех сюда. – Он посмотрел на телефон. – Бенедикт, только попробуй мальчика хоть пальцем тронуть – и мы убьем тебя, как только отыщем. А твой создатель погибнет здесь, на месте. Ты никогда больше его не увидишь.

– Я его не трону, – заверил Бенедикт. – С ним все в порядке. Я и не хотел причинять ему вред. Он цел и невредим. Идет от берега к дороге. Я его вообще не трогал.

– Я с вами, – заявила вдруг Джесси, поднимаясь с кресла. Дэвид немедленно последовал ее примеру. – Если кто и способен успокоить Мекаре, так это я. А то вам не удастся перенести ее в безопасность. Возьмите меня с собой.

– Нас обоих, – уточнил Дэвид.

– Ну конечно же, ступайте, – согласился я. – Все вместе.

Сет кивнул. Они вышли из комнаты.

Голос бранил меня на все корки на каком-то древнем наречии, обещал уничтожить меня, сулил мне самые ужасные кары. Я сидел на краю стола, свесив одну ногу и притянув к подбородку другую, держал в правой руке топор и прикидывал, стоит ли еще немножко рубануть нашего пленника – совсем чуть-чуть, просто чтобы Бенедикт услышал, как он кричит. Никак не мог решить.

В голове у меня крутилось одно: вот чудовище, убившее Маарет, великую Маарет, не причинившую ему ни малейшего вреда. Чудовище, напавшее на нее с той же жестокостью, с какой я напал на него теперь.

До меня доносился тихий плач Сибель. Кто-то из женщин, судя по голосу, Бьянка, пытался ее успокоить. Но она все плакала и плакала.

Боевой дух начисто покинул Рошаманда. Сиврейн и Грегори все так же пристально смотрели на него, пригвождая к месту, но я сильно сомневался, что теперь это так уж необходимо.

Смирившийся, побежденный, он тупо уставился прямо перед собой, но больше уже не дрожал, не покрывался испариной. По лицу его пробежало прежнее выражение высокомерно-презрительного равнодушия, примерно равнозначное пожатию плечами – и он словно бы весь ушел в себя.

– Это еще не конец, – прорычал мне Голос. – Это только начало. Перед тем, как все закончится, я сведу тебя с ума. Ты будешь ползать на коленях, умоляя меня оставить тебя в покое. Думаешь, все закончено? Ни за что!

Я отключился от него. Вот так вот просто. Взял и отключился. Но ненадолго. Через долю секунды он прорвал мой мысленный заслон. Все, как предупреждали: он стал сильнее.

– Я сделаю твое существование невыносимым – отныне и впредь, покуда не достигну своей цели, а уж тогда с лихвой расплачусь за все, что ты сделал с ним – и со мной!

Алессандра медленно направилась к нам и, обойдя Рошаманда сзади, остановилась у него за креслом и бережно положила руки ему на плечи.

– Пожалуйста, не калечь его больше, – попросила она меня. – Ты разрубил гордиев узел, Лестат. Великолепно! Все – просто великолепно. Но ведь его обманул Голос. Заманил в свои сети, как и меня.

– Думаешь, можешь заставить меня замолчать? – не унимался Голос. – Думаешь, это так просто? Теперь-то, когда я вошел в силу? Думаешь, у тебя это получится теперь, когда я стал сильнее?

– Ох, Голос, – вздохнул я. – Может, нам с тобой обоим надо еще многому и многому научиться.

Он заплакал. Рыдания звучали у меня в голове так громко и отчетливо, точно Голос находился совсем рядом, в этой же комнате. Я снова попытался отключиться от него. И снова безуспешно.

Распахнув куртку, я вытер кровь с топора о подкладку – шикарную коричневую шелковую подкладку – и привесил топор за ручку под мышку.

– Пожалуйста, верни мне кисть и руку, – попросил Рошаманд.

– Когда ко мне вернется мой сын, – ответил я.

К моему изумлению, из трубки послышался тихий плач.

Голос молчал, но тихое шипение сообщило мне, что он еще здесь.

– Рош, ты там? – спросил Бенедикт хрипло.

– Да, Бенедикт. Ты ее видишь?

– Она просто идет по песку. Она меня видит. Знает, где я. Медленно направляется в мою сторону. Рош, это ужасно! Поговори со мной, Рош!

– Я слушаю, Бенедикт, – устало отозвался Рош.

– Она знает, что это я нанес роковой удар, – зарыдал Бенедикт. – Рош, это все моя вина! Я никак не перестану об этом думать… Не могу, никак не могу – из-за той короткой мыслевспышки, что уловил от нее, когда ее укутывал. В той вспышке она была с сестрой, и Маарет была жива и здорова, сидела рядом и глядела на меня – вот что я увидел в ее разуме. А после твоего ухода, Рош, я перехватил еще одну мыслевспышку, там они снова были вдвоем, и тогда-то я и понял, что она очнулась, и не знал, что делать – а потом Виктор… Виктор поджег дом.

Мы все сидели и слушали его, не произнося ни слова. Даже Голос слушал. В дальнем уголке моя любимая Роуз сидела, прижавшись к стене и подтянув коленки к груди, закрывая глаза рукой.

– Он разжег там огонь, Рош. У него же были спички и ароматизированные свечки, я же не думал, вот совсем не думал… Он поджег полотенца в душевой кабинке, а потом подсунул их под дверь, а дверь-то деревянная…

– Понимаю, Бенедикт, – промолвил Рош с протяжным вздохом, не отрывая усталых глаз от отрубленной руки.

– Я пошел туда, чтобы затушить огонь и попытаться уговорить его вести себя прилично, набраться терпения. Сказал – никто не собирается на самом деле причинять ему вред! И тут вдруг услышал шум снизу, из подвала. Она шла наверх! Я сразу понял. Шла за мной. Я разговаривал с Виктором, и вдруг смотрю, Рош, а она уже в дверях. Рош, я ужасно перепугался. Прямо до смерти. И никак не мог выбросить из головы ужасное воспоминание, как поднимаю тесак над головой Маарет. Она знала. Она прочла. Все, думаю, хочет расправиться со мной, разорвать этими вот белыми руками. Но она всего лишь прошла мимо меня – к Виктору. К Виктору, Рош, – и как начнет гладить его по лицу и целовать. А я убежал.

Он разразился рыданиями.

Рош приподнял брови с горькой иронией, отражавшей истинное его «я» куда вернее, чем прежнее высокомерное презрение. Но взора от руки и кисти не отвел.