Культура Возрождения в Италии - Якоб Буркхардт

разновидностью этого, в области чего в конкуренцию с ведьмами еще отваживались вступить нищенствующие монахи, мы знакомимся, например, через ведьму из Гаэты, которую изображает нам Понтано[1071]. Его путешественник Суппатий попадает в ее жилище, как раз когда она принимает здесь одну девушку и одну служанку, которые пришли с черной курицей, девятью снесенными в пятницу яйцами, уткой и белой нитью, поскольку сегодня третий день после новолуния. Пока что она их отсылает и велит прийти в сумерках. Надо надеяться, речь здесь идет исключительно о прорицании: госпожа служанки забеременела от монаха, а возлюбленный девушки ей изменил и ушел в монастырь. Ведьма жалуется: «С тех пор, как мой муж умер, я живу этим делом и вполне могла бы не знать никаких забот, потому что у наших гаэтанок веры достаточно, когда бы мне не перебегали дорогу монахи, поскольку они толкуют сны, принимают деньги на отвращение гнева святых, обещают девушкам мужей, беременным — мальчиков, бесплодным — детей, а сверх того, по ночам, когда мужья на рыбалке, навещают женщин, с которыми договорились в церкви днем». Суппатий предостерегает ее от зависти со стороны монастыря, однако она нисколько не опасается, потому что настоятель — старый ее знакомец.

Однако помрачение создает и худшую категорию ведьм: таких, которые злым колдовством лишают людей здоровья и жизни. В связи с ними, поскольку дурного глаза и т. д. было недостаточно, на ум прежде всего приходило содействие могущественных духов. Наказанием для них, как мы уже видели в случае с Финичеллой (с. 314), является смерть на костре, однако в то время с этим фанатизмом еще возможно было вступить в переговоры: согласно городскому закону Перуджи, например, они могли откупиться за 400 фунтов[1072]. В те времена к делу подходили еще не с полной серьезностью. На территории Папской области, в высоких Апеннинах, прямо на родине св. Бенедикта{536} в Норче образовался настоящий рассадник ведьмовства и колдовства. Дело было явное и общеизвестное. Разъяснения на этот счет дает одно из наиболее примечательных писем Энея Сильвия[1073], относящихся к раннему периоду его жизни. Он пишет своему брату: «Податель сего явился ко мне, чтобы спросить, не знаю ли я в Италии Венерину гору. Именно на такой горе должны обучать магическим искусствам, к которым его хозяин, саксонец по происхождению и выдающийся астроном[1074], испытывает страстное влечение. Я ответил, что знаю Порто Венере — недалеко от Каррары на скалистом берегу Лигурии, где я по дороге в Базель провел трое суток. Также я выяснил, что на Сицилии имеется посвященная Венере гора Эрикс, однако я не слыхал о том, чтобы там обучали магии. Однако в ходе разговора я припомнил, что в Умбрии, в старом герцогстве (Сполето) неподалеку от города Нурсии{537} есть место, где под отвесной стеной скалы имеется пещера, а в ней источник. Там бывают, как мне, помнится, доводилось слышать, ведьмы (striges), демоны и ночные тени, и тот, у кого достанет мужества, может видеть духов (spiritus), говорить с ними и учиться колдовству[1075]. Я-то этого не видел, да и не старался увидеть, потому что чему можно научиться только через грех, того лучше вовсе не знать». Однако он называет того, от кого об этом слышал, и просит брата отвести к нему подателя письма, если тот еще жив. Эней заходит здесь в своей предупредительности по отношению к высокопоставленному лицу очень далеко, однако что до него лично, то он не только в большей степени свободен от всякого суеверия, чем его современники (с. 324, 343), но и выдержал на этот счет такое испытание, которое и теперь было бы не всякому образованному человеку по плечу. Когда во время Базельского собора он в течение 75 дней лежал в Милане в лихорадке, его так и не смогли убедить послушаться врачей-чародеев, хотя прямо к его кровати подводили человека, чудесным образом вылечившего перед этим от лихорадки 2000 солдат в лагере Пиччинино. Все еще больным Эней переправился через горы в Базель и излечился по дороге[1076].

Далее нам приходится кое-что узнать об окрестностях Норчи через некроманта, который желал приобрести власть над великолепным Бенвенуто Челлини. Дело состояло в том[1077], чтобы освятить новую колдовскую книгу, а наиболее удобным для этого местом являются как раз тамошние холмы. Правда, как-то учитель чародея святил книгу вблизи аббатства Фарфы, однако при этом возникли осложнения, с которыми не пришлось бы столкнуться у Норчи. А сверх того, нурсийские крестьяне — люди надежные, в деле этом сведущие и в случае чего способны оказать немалую подмогу. Однако вылазка не состоялась, а то Бенвенуто, вероятно, познакомился бы с сообщником мошенника. В те времена эта местность была у всех на слуху. Аретино где-то говорит о ведьмовском колодце: там жили сестра сивиллы Норчийской и тетка Фата Морганы. И, вероятно, приблизительно в то же время Триссино в своем большом эпосе[1078] воспел эту местность как обитель истинного пророчества, пустив для этого в ход все возможности поэзии и аллегории.

С печально знаменитой буллой Иннокентия VIII (1484 г.)[1079] ведьмовство и его преследование получает, как известно, статус гигантской отвратительной системы. Поскольку основными ее проводниками были немецкие доминиканцы, бич этот обрушился в основном на Германию, а в Италии прежде всего на те области, которые ближе всего прилегали к Германии. Уже сами папские распоряжения и буллы[1080], например, относятся к провинции доминиканского ордена Ломбардии, к епархиям Брешиа и Бергамо, к Кремоне. Так, из знаменитого теоретически-практического руководства Шпренгера «Молот ведьм»{538} мы узнаем, что в Комо уже в первые годы после выхода буллы была сожжена 41 ведьма; толпы итальянок бежали в область эрцгерцога Сигизмунда, полагая, что там они пока что будут в безопасности. Наконец, эта охота на ведьм совершенно неискоренимым образом входит в повседневную действительность некоторых бессчастных альпийских долин, особенно Валь Камоника[1081]. Очевидно, системе удалось хроническим образом заразить этим помрачением группы населения, бывшие к тому каким-то образом расположенными. Знакомясь с историями и новеллами из Милана, Болоньи и т. д.[1082], мы должны понимать, что здесь идет речь именно об этой, в основном немецкой по своему характеру разновидности ведьмовства. Если оно не распространилось на прочую Италию, то это, быть может, зависело от того, что здесь уже имелась и была хорошо известна развитая «стрегерия», покоившаяся на существенно иных основаниях. Итальянская ведьма занимается своим ремеслом: от своих клиентов она