Глеб Белозерский - Лев Демин

- Хочу вам сказать, дети мои, предсмертное напутствие, - начал свою речь Глеб слабым голосом. - Чувствую, что осталось мне жить на этом свете считанные дни. Совсем я ослаб. И пища не идет впрок. Живите, мои дорогие, в мире и согласии. Ты, Митенька, наследуй ростовский стол. Признавай, Михальчик, в Дмитрии старшего в семье, уважай его. А ты, Митенька, не обижай двоюродного брата.

- Зачем я стану обижать Михаила, - сдержанно произнес Дмитрий.

- Вот и хорошо. Протяните друг другу руку дружбы. Вспомните, какими сердечными друзьями мы были с Борисом. А вас, мои дорогие, я что-то редко видел вместе.

Дмитрий не слишком охотно протянул руку Михаилу.

Глеб Василькович еще долго наставлял сына и племянника. Но голос его слабел. Он часто прерывался, чтобы передохнуть и отдышаться. Наконец отпустил обоих, а Дмитрия попросил напоследок:

- Позови, племянничек, ко мне владыку Игнатия. Хотел бы исповедаться перед своим концом.

- Может, не надо, батюшка? Исповедь - это на крайний случай, - возразил Михаил.

- Наступил этот крайний случай. Зовите владыку. Пришел епископ Игнатий, строгий, бесстрастный. Начал исповедь, задавал общие вопросы, какие обычно задавались. Глеб отвечал односложно, ожидая скорейшего конца беседы. Но владыка был неумолим.

- Какой из грехов князь ты считаешь самым серьезным?

- Мог больше выкупать полонян, избавить их от неволи.

- Ты и так выкупил немало полонян, делал доброе дело. Разве этого мало?

- Наверное, сделал не все, что можно было сделать.

- Хану служил?

- Только по принуждению. И старался, чтоб моя служба не приводила к гибели русичей.

- С язычеством в своем уделе ладил? Считаешь ли ты, князь, что делал все, чтобы искоренить его?

- Наверное, не все. А как его можно было искоренить, то было выше моего разумения. Ведь и ты, владыка, не дал мне на сей счет действенного совета.

- Выходит, ты признаешь, что не боролся с язычеством?

- Я этого не сказал. Основал два монастыря. Снабжал приходы книгами. Открывал монастырские школы, чтоб готовить грамотных пастырей. Разве это не борьба?

Владыка Игнатий не ответил на вопрос Глеба и продолжал сам спрашивать. Но Глеб перебил епископа:

- Хочешь знать мой самый великий грех?

- Какой из своих грехов ты считаешь самым великим?

- Не отважился покрыть свой грех с весянкой законным церковным браком.

- Опять ты за свое… И не слушал бы тебя.

Прошло еще несколько дней со дня последней исповеди. Глеб почти совсем перестал принимать пищу. Лишь изредка выпивал несколько глотков горячего молока. Возле его постели бессменно находилась Василиса. Смотрела на него скорбно, предчувствуя скорый конец. Она уже не стеснялась Михаила и оставалась при умирающем Глебе и в присутствии его сына. Обессилев от бессонницы, Василиса однажды ночью задремала в кресле, прислонившись к его спинке. Проснулась под утро, глянула на Глеба. Князь был неподвижен, не издавал и свойственного ему в последние дни надрывного хрипа. Василиса побежала в одну из соседних комнат, бывшую детскую, где спал Михаил, разбудила его.

- Проснись, княже… Горе-то какое нас постигло. Батюшка твой помер этой ночью.

Михаил Глебович вскочил с постели и, раздетый, бросился к телу отца.

- Батюшка, родной… Как же это так. Ведь совсем молодой. Жить бы тебе да жить, - причитал Михаил. Он не скрывал своих слез. Рыдала и Василиса.

Выдержав приличествующую паузу над телом отца, Михаил оделся, послал слуг за боярином Антипой, княжичем Дмитрием и владыкай Игнатием.

Организацию похорон взял на себя епископ, он велел, чтобы монахи из его свиты обмыли и обрядили тело покойного и препроводили его в собор. Тем временем плотники получили задание изготовить дубовый гроб. Антип стал рассылать гонцов по городам с извещением о смерти ростовского князя. Гонцы поскакали во Владимир, в Ярославль, Углич, другие ближайшие города, где княжили родственники. Извещение было направлено и великому баскаку. Файзуллу Антип известил лично.

Ростовчане потянулись к кафедральному собору, чтобы проститься с покойным. Смерть Глеба Васильковича наступила в конце 1278 года. Он умер в возрасте всего лишь сорока одного года. Тяжелые, изнурительные походы, частые поездки в Орду, жизнь, полная тревог, зависящая от ханских милостей и капризов, подорвали его здоровье. Русские князья рано начинали семейную и ратную жизнь, но рано и уходили из жизни. Брат Глеба, Борис Василькович, ушел из жизни в возрасте сорока шести лет, пережив брата всего лишь на пять лет. Угличский князь Роман Владимирович на фоне других родичей выглядел долгожителем.

Похороны князя Глеба Васильковича прошли при большом скоплении народа. Ростов удостоил своим посещением великий князь владимирский Дмитрий Александрович Переяславский, сопровождаемый большой свитой. Несколько дней подряд шло торжественное отпевание в кафедральном соборе.

В перерывах между служением великий князь не раз подходил к своему тезке, Дмитрию Борисовичу, ставшему теперь князем ростовским, вопрошая - может ли он, великий князь владимирской, рассчитывать на поддержку Ростова в своем соперничестве с братом Андреем Александровичем Городецким. Борьба между братьями шла из-за великого княжения. Оба соперника искали союзников в лице соседних князей. Дмитрий Борисович отвечал уклончиво:

- При полном моем уважении к тебе, великий князь, пока не могу сказать ничего определенного. Я еще не утвержден ханом в ростовском княжении. Не стал еще обладателем ярлыка.

- Станешь, не сомневаюсь, - отвечал Дмитрий Александрович. - Соперников у тебя нет.

- И еще… Конечно, кончина дяди Глеба для меня большая утрата. Необходимо прийти в себя, - отвечая так, Дмитрий Борисович беззастенчиво врал: кончины дяди он ждал с вожделением, чтобы занять ростовский стол.

А ростовчане шли нескончаемым потоком в кафедральный собор, чтобы проститься с покойным. Хотя и не долго они находились под его рукой, но смогли убедиться в добром характере князя Глеба, искренне скорбели о нем.

Закончились торжественные службы и поминальные трапезы. Гроб с телом усопшего отнесли в княжескую усыпальницу, размещавшуюся в подвале собора, и поставили рядом с саркофагом его брата Бориса. Дмитрий не стал отдавать распоряжение каменщикам приступить к изготовлению нового саркофага. Что-то было у него на уме свое, затаенное.

Приглашенные на похороны разъезжались. Первым уехал великий князь владимирский Дмитрий Александрович. Он остался явно недовольным новым ростовским князем и не скрывал этого.

- Думал, что ты другой человек, - буркнул он напоследок.

А главный баскак Амраган сказал, прощаясь с Дмитрием Борисовичем:

- Позаботься о ханском ярлыке. Покуда ты еще не полноценный правитель удела.