Невеста - Карина Демина

— И только?

Нет. Не только. Сегодня мы проснулись одновременно и лежали, глядя друг другу в глаза. Я моргнула первой, а Оден поцеловал кончик носа.

Я знаю рисунок его родинок.

И еще знаю, что он обожает сладости, хотя почему-то этого стесняется, поэтому шоколад доставляют якобы для меня…

Во сне он держит меня крепко, настолько крепко, что даже в туалет приходится отпрашиваться. И Оден сквозь сон ворчит, но ждет возвращения. Я же возвращаюсь на нагретое место, прижимаюсь к нему и чувствую себя при этом совершенно счастливой.

Мне хочется, чтобы счастье продолжалось вечно.

— Ясно. — Брокк высыпал мне в ладонь горсть гранатовых зерен. — Дело в том… я уверен, что все это ложь, но слухи ходят самые разные. Вот. — Он вытащил из кармана газетный лист. — Мне кажется, ты должна знать. Извини, если испорчу настроение.

Я читала. И перечитывала. И снова перечитывала, не веря ни одному слову.

— Это… неправда. Все неправда!

Они просто не знают… не видели, каким он был. Придумали все… и ведь поверят. А Оден слишком гордый, чтобы оправдываться. Да и как?

— Эйо, вам придется нелегко. Это только начало. И будет еще хуже, а ответить так, как следовало бы, он не сумеет.

Это как?

И Брокк, не давая пояснений, вытянул искалеченную руку.

— Вызов ему не бросят. Напрямую во всяком случае. А остальное зависит от того, сколько у него терпения.

Много. Вот только и оно не бесконечно.

— Слухи надо просто переждать, Эйо. — Железные пальцы гладили волосы. — Рано или поздно от вас отстанут, но до этого времени ему нужна будет поддержка.

— А мне казалось, что ты его недолюбливаешь.

Я скомкала газету, и Брокк, отобрав листок, спрятал его в карман.

— Недолюбливаю, — спокойно согласился он. — Я не могу любить того, кто нагло украл мою сестру.

— Ты ревнуешь!

— Конечно, ревную. Я только-только тебя нашел…

— Я сама нашлась!

— Конечно, сама. Нашлась и опять потерялась. Бросила несчастного больного брата…

Вот несчастным Брокк совершенно не выглядел. И, поймав мой испытующий взгляд, фыркнул.

— Вы все равно завтра поженитесь, — добавил он другим тоном. — А разводы у них не приняты, и тебе придется с ним жить.

До конца дней моих… и почему меня больше не пугает такая перспектива?

— Я не хочу, чтобы ты была несчастна в этом браке.

— Я не несчастна.

Правда, брака пока нет.

Но ведь завтра уже близко… ближе, чем кажется, потому как небо темнеет. Скоро ночь.

А за ней и утро.

— Эйо, ты же знаешь, что я тебя люблю? — Брокк поднял дракона, так и застывшего с жуком в пасти. Лапы бронзовки скользили по броне, жвалы шевелились, и Хвостик дрожал, но не отпускал добычу.

— Знаю.

Любит. И возвращается сюда, пытаясь примириться с королевским приказом, Оденом и свадьбой. Шутит. Приносит гранаты. И не скрывает правды, пусть и неприятной.

— Брак еще не означает, что ты должна позабыть про сородичей… я буду за тобой присматривать.

Звучит почти как угроза. И вид у Брокка на редкость серьезный, торжественный.

— Он сказал, что хочет перебраться за Перевал. Возможно, это правильное решение… — Сунув мизинец в рот дракону, Брокк заставил его разжать челюсти. — Я часто бываю в Долине, едва ли не чаще, чем здесь. И в том моем доме места хватит всем… пока своим не обзаведетесь.

Хвостик дергался и шипел, норовя выскользнуть из цепких пальцев Брокка. А получившая свободу бронзовка не спешила спасаться бегством. Она уселась на ветке крыжовника и медленно, издевательски начищала поцарапанные надкрылья.

— Хотя вряд ли ему этот вариант придется по вкусу. Гордости в высших порой больше, чем разума.

— Оден хороший. — Я протягиваю брату пару красных зерен. — Он действительно хороший…

Этой ночью не спалось обоим. Оден лежал на животе, причем вытянулся поперек кровати и локти расставил. Когда мне надоело притворяться спящей, я просто села и спросила:

— О чем думаешь?

— Обо всем понемногу.

— Плохие мысли или так?

— Скорее так. — Он повернулся ко мне. — Может, мне уйти?

— Зачем?

Я не хочу, чтобы он уходил.

— Тебе следует отдохнуть, а я мешаю.

— Ну… — я прижала ладони к его спине, — у меня тоже мысли… всякие.

— Поделишься?

— А ты своими?

Молчит, собака упрямая, но руки не стряхивает. И я, закрыв глаза, пытаюсь увидеть его подушечками пальцев. Наверное, руки мои грубы, но знакомое тело вдруг становится незнакомым. Тем интересней. Я иду от шеи.

Влажноватая кожа. Мягкая… пахнет… не знаю, у меня отвратительный нюх, но вкус ее хорошо известен.

— Что ты делаешь?

— Тебя изучаю. Плохо?

Ремни мышц… бугры и впадины… линия позвоночника… жесткий остов ребер. Если прижать ладонь, то сердце слышно. И еще как легкие работают. И вообще слушать его почти так же интересно, как пробовать.

А шрамов не осталось. Ну почти…

Донести эту ценную мысль до Одена я не успела, поскольку он просто-напросто стряхнул меня.

— Невеста должна быть скромна и целомудренна, — прошептали мне на ухо.

— Ужас какой. А жених?

— И жених…

То есть мне сейчас очень целомудренно целуют шею… и уже не шею…

Оден отстраняется:

— Разве я к тебе прикасаюсь?

Не прикасается, но… пальцы скользят над кожей, близко, настолько близко, что я ощущаю их тепло. Или это мое, которое тянется за ними.

— Видишь, здесь не прикасаюсь… — Рука замирает над грудью. — И здесь тоже… — Медленно опускается к животу. — И нигде… никак… — Оден наклоняется. Его дыхание ласкает меня. — Радость моя…

— Твоя. — Сейчас я согласна на все… или почти.

И тихий смех в ответ.

Но даже потом сон не приходит, чему я рада. Мне страшно упускать хотя бы минуту этой ночи, которая все длится и длится. Оден первым нарушает молчание:

— Ты еще не моя, но завтра станешь.

Звучит не то угрозой, не то предупреждением. Неужели он до сих пор опасается, что я сбегу? Мы связаны, а даже если нет, то…

— Я не обещаю, что стану именно тем мужем, о котором ты мечтала. Я точно не буду читать стихи, петь баллады. И объяснения в любви — это тоже не мое. Но я буду заботиться о тебе так, как умею.