Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие - Джорджо Вазари

Вернемся, однако, к самому Якопо. Не прошло и немногих месяцев его жизни во Флоренции, как Бернардо Веттори устроил его к Леонардо да Винчи, а вскоре, вместе с Пьеро ди Козимо, – к Мариотто Альбертинелли, и, наконец, в 1512 году он перешел к Андреа дель Сарто, у которого он точно так же пробыл недолго, так как, нарисовав картоны для арочки в монастыре сервитов, о которой будет сказано ниже, Якопо, по той или иной причине, но, видимо, так и не заслужил себе благоволения Андреа.

Итак, первой вещью, сделанной Якопо в указанное время, было крохотное Благовещение, написанное им для одного приятеля, который был портным. Но, так как портной умер еще до окончания картины, она осталась на руках у Якопо, состоявшего в то время при Мариотто, который ею хвастался и как редкостную вещь показывал ее каждому, кто попадал к нему в мастерскую. И вот, когда в эти дни во Флоренцию приехал Рафаэль Урбинский, он был бесконечно удивлен, увидев и самое произведение, и юношу, его создавшего, предрекая Якопо все то, чего впоследствии он на наших глазах и достиг.

Когда же немного спустя Мариотто, покинув Флоренцию, отправился в Витербо, чтобы дописать алтарный образ, который в этом городе был начат фра Бартоломео, Якопо, который был молод, угрюм и одинок, остался без учителя и примкнул по собственному почину к Андреа дель Сарто как раз в то время, когда Андреа закончил во дворе монастыря сервитов истории св. Филиппа, которые бесконечно нравились Якопо, как, впрочем, и все другие произведения Андреа, его манера и его рисунок. И вот, приложив все свои усилия, чтобы ему подражать, он вскоре достиг очевидных и удивительных успехов в рисунке и в колорите, что же касалось до сноровки, можно было подумать, что он уже долгие годы занимается этим искусством. Когда же Андреа в это время закончил образ Благовещения для церкви братьев ордена Сан Галло, ныне разрушенной, как о том уже говорилось в его жизнеописании, он поручил написать маслом пределлу этого образа Якопо, который изобразил на ней мертвого Христа, с двумя ангелочками, освещающими его факелами и его оплакивающими, а по сторонам в двух тондо – двух пророков, которые были выполнены им с такой сноровкой, что кажутся написанными не юношей, а опытным мастером. Возможно, однако, как говорил Бронзино, вспоминая слова самого Якопо Понтормо, что в работе над этой пределлой участвовал также и Россо. Как бы то ни было, но, подобно тому как Андреа пользовался помощью Якопо в этой пределле, он пользовался ею и при завершении множества картин и произведений, которые он постоянно выпускал из своей мастерской.

Между тем после того как верховным первосвященником был избран кардинал Джованни деи Медичи под именем Льва X, друзья и приверженцы этого дома стали изготовлять по всей Флоренции множество гербов этого первосвященника из камня, из мрамора, на холсте и фреской. Поэтому братья-сервиты, желая со своей стороны как-нибудь проявить свою приверженность и преданность по отношению к этому роду и к этому первосвященнику, заказали каменный герб папы Льва, чтобы поместить его на средней арке портика церкви Нунциаты, что на площади, и тут же распорядились, чтобы живописец Андреа ди Козимо его позолотил и украсил гротесками, превосходным мастером которых он был, а также эмблемами дома Медичи, а кроме того, чтобы по обе стороны герба были изображены олицетворения Веры и Любви. Однако поскольку Андреа ди Козимо понимал, что ему одному со всем этим не справиться, он решил поручить обе фигуры кому-нибудь другому. И вот, вызвав Якопо, которому в то время было не больше девятнадцати лет, он заказал ему названные две фигуры, хотя он лишь с великим трудом сумел уговорить его за это взяться, так как Якопо по молодости лет не хотел с первых же шагов ни подвергать себя столь большому риску, ни браться за работу для столь ответственного места. Все же, собравшись с духом, хотя он в работе фреской и не обладал таким же опытом, как в живописи маслом, Якопо приступил к названным фигурам, и, поскольку он все еще состоял при Андреа дель Сарто, он удалился для изготовления картонов в церковь Сант Антонио, что у ворот на Фаэнцу, около которых он проживал, и в короткое время их закончил. Затем в один прекрасный день пригласил своего учителя Андреа дель Сарто на них взглянуть. Увидев их, Андреа удивился бесконечно, он прямо остолбенел и всячески стал их расхваливать. Однако потом, как уже говорилось, то ли из зависти, то ли по другой причине, никогда уж больше не смотрел он на Якопо с той же благосклонностью, мало того, когда Якопо иной раз приходил к нему в мастерскую, ему либо не открывали, либо подмастерья над ним издевались, так что Якопо совсем перестал у него бывать, сократил еще больше свои расходы, а был он бедным, и с величайшим усердием стал изучать свое искусство.

Между тем Андреа ди Козимо закончил позолоту герба и все обрамление. Якопо же в одиночку принялся доделывать все остальное и, воодушевляемый желанием прославиться, страстью к работе и самой природой, одарившей его величайшей легкостью и плодовитостью воображения, довел эту работу с невероятной быстротой до такого совершенства, выше которого не мог бы достигнуть ни один даже зрелый и бывалый превосходный мастер. Поэтому, ободренный этим опытом и рассчитывая создать значительно лучшее произведение, он решил, никому об этом не говоря, уничтожить всю свою работу и сделать ее заново по другому рисунку, который был им задуман. Между тем, однако, монахи, увидев, что герб закончен и что Якопо больше не приходит на работу, пошли к Андреа и стали подговаривать его открыть герб для обозрения. И вот, явившись к Якопо, чтобы спросить его, не собирается ли он что-либо еще доделывать, но, не застав его, так как тот заперся, работая над новым рисунком, и ни на чей стук не откликался, Андреа приказал снять загородку и леса и открыть работу. В тот же вечер Якопо вышел из дому, собираясь пройти к сервитам и с наступлением ночи сбить сделанную им работу и приступить к осуществлению своего нового замысла, но увидал, что леса сняты, все раскрыто, а кругом стоит толпа глазеющих людей. Он в ярости бросился к Андреа с жалобой на то, что без него все раскрыли, и рассказал ему о том, что он собирался сделать. Андреа же со смехом ему ответил: «Напрасно ты горюешь; ведь вещь, которую ты сделал, настолько хороша, что, если бы тебе пришлось ее переделывать, я твердо уверен, что лучшего ты сделать не смог бы. А так как работа у тебя всегда будет, прибереги эти рисунки для другого случая». Работа же была такова, какой мы ее видим, – настолько прекрасная как по новизне манеры, так и по нежности лиц у обеих женщин, и по красоте живых и грациозных путтов, что она была самой лучшей фреской, до того когда-либо виденной. В самом деле, кроме тех путтов, которые сопровождают фигуру Любви, там есть еще два летящих путта, держащие полог с гербом папы, которые настолько хороши, что лучшего сделать невозможно, не говоря о том, что все фигуры в высшей степени рельефны, а по колориту, да и во всех других отношениях, таковы, что не нахвалишься. А Микеланджело Буонарроти, увидев однажды эту вещь и принимая во внимание, что ее сделал девятнадцатилетний юноша, сказал: «Судя по тому, что я вижу, этот юнец, если только он выживет и будет продолжать в том же духе, вознесет искусство до небес». Когда слух и слава об этом дошли до жителей Понтормо, они вызвали Якопо и заказали ему написать над порталом замка, выходящим на главную улицу, герб папы Льва с двумя путтами; герб очень красив, хотя уже давно почти целиком смыт дождевой водой.