Белый ворон Одина - Роберт Лоу

— Я убью их обеих!

Поймав мой взгляд, Торгунна осеклась. Утренний ветер безжалостно трепал ее волосы, обдувая покрасневшее, разгоряченное лицо. И, между прочим, весьма бессовестно облеплял тонким плащом пышную грудь. Наверное, я слишком откровенно разглядывал ее, потому что Торгунна вспыхнула, точно маков цвет, и потупилась.

— Рано еще говорить об этом, — сказала она, не отрывая взгляда от темной речной глади, под которой скрылось тело Квасира. — Но я благодарна тебе за предложение, ярл Орм.

Я улыбнулся, и Торгунна улыбнулась в ответ. Тогда я притянул ее к себе. Она тихонько заворчала — возможно, я был неловок и сделал ей больно, — но не оттолкнула меня.

— Неужели дар Одина стоил всех этих жертв? — спросила Торгунна, уткнувшись мне в грудь.

Ответа на этот вопрос у меня не было.

Довольно скоро прихотливые изгибы реки привели нас на просторы Черного моря. А еще несколько недель спустя нам представился случай по достоинству оценить дар Одина. Тем вечером мы остановились на ночевку в небольшой каменистой бухточке. Она настолько напоминала наши родные места, что мысли невольно устремились к далекому дому. Мы были так увлечены своими мечтами, что прозевали появление трех чужих кораблей. Те неожиданно вынырнули из вечерней тьмы и направились в нашу сторону. Первым заметил их Онунд, который и подал предупреждающий сигнал с носа судна.

И пока побратимы расчехляли луки (благодарение богам, теперь у нас не было недостатка в стрелах), я наблюдал, как чужаки с трех сторон окружают наш струг. Они напоминали стаю голодных зимних волков, наконец-то учуявших жирную добычу.

— Хейя! — прокричал Хаук. — Вы кто такие?

— Мы из Тронда! — донесся до нас ответ. — У нас три корабля против вашего одного… и на каждом бывалые воины.

Тронд располагался довольно далеко на севере Норвегии. И молодчики эти наверняка занимались тем, что грабили проходящие суда. Если же случалось нарваться на более сильного противника, то прикидывались мирными торговцами. В настоящий миг они полагали, будто им выпал жирный приз в лице нашего одинокого струга. Они даже не предполагали, насколько жирный. Мысли эти молнией пронеслись в моей голове, и я почувствовал противную дрожь в коленях. Действительно, нашему положению не позавидуешь. Тем не менее я остался сидеть на палубе — уткнувшись подбородком в кулак и стараясь выглядеть не слишком напуганным.

— А мы Обетное Братство, наш ярл — Орм Убийца Медведя! — в свою очередь выкрикнул Хаук. — Мы ссоры не ищем. Но коли уж дело до нее дойдет, спуску вам не дадим!

Последовало долгое молчание. Затем одна из лодок дала задний ход. На двух других, судя по всему, завязался спор. После длительного обсуждения оттуда прокричали — уже более вежливым тоном, отметил я, — что хотели бы приблизиться и проверить, правду ли мы говорим.

— Ну, подойдите, коли не боитесь! — проревел Финн. — Но лично я, Финн Лошадиная Голова, предупреждаю: лучше вам держаться подальше. А то меч у меня длинный, а нрав, как известно, горячий.

Этого оказалось достаточно. Все три лодки быстро развернулись и ударились в бегство, провожаемые нашим громким смехом. Позже мне довелось встретиться с одним из этих парней: он прибыл в Гестеринг на торговом кнорре, привез на продажу кожу и поделки из кости. Так вот, он рассказывал, что окончательно их добило зрелище Орма Убийцы Медведя, который преспокойно сидел себе в задумчивой позе и ждал, когда побратимы подадут ему ужин. Как выразился этот человек (кстати, неплохой малый): «Сразу видно, что бояться ему нечего».

Ха, я мог бы, конечно, рассказать, как в тот миг тряслись у меня коленки… но не стал этого делать. Потому что именно тогда я осознал, в чем заключается дар Одина.

Слава.

И по большому счету, это была его слава. Ибо Всеотец Один — с присущей ему хитростью — сумел использовать наши достижения для приумножения собственной славы. Узнав о наших героических похождениях и о том, чем нас вознаградил Одноглазый, люди отворачивались от Белого Христа и обращались к Одину. И до тех пор, пока жива память о нашем Обетном Братстве, Один сможет ограничить власть Белого Христа маленькой областью на севере нашей земли. И пусть безразличные Норны уже прядут погибельные нити для династии Инглингов и готовят мир к приходу нового бога. Мы будем до последнего стоять на страже своего старого мира.

А еще я понял, что мы были орудием в руках Одноглазого бога. Так же, как Хильд, Эйнар и все остальные наши побратимы. А припрятанная под землей гора серебра играла роль хорошего кнута, которым Один подгонял нас на пути к воинской славе и к собственному величию.

И кнут этот безотказно действовал на людей. Прошло уже столько времени, а блеск серебра по-прежнему слепит им глаза. Помню, как мы смеялись над викингами из Тронда и сравнивали их со стаей скворцов, поспешно упорхнувших со жнивья при появлении человека с палкой.

Я слышал, как Гизур принялся подгонять братьев, заставляя снова садиться за весла. И сказал, между прочим, что это не случайная победа. Во всем этом он, мол, видит верный знак того, что Один нам благоволит. А также доказательство того, что наши сокровища не имеют никакого отношения к Фафниру и, следовательно, не несут на себе проклятия.

— А вам не приходит в голову, — вмешался Оспак, — что Один ждет от нас большей смелости? Может, он хочет, чтобы мы вернулись и забрали остальные сокровища из гробницы Аттилы?

У кого-то эта мысль — вернуться и начать все сначала — исторгла стоны. Но были и такие, кто согласно закивал головой. И тогда я решил, что настала пора раскрыть тайну. Я сделал шаг вперед и остановился, ощущая на себе взгляды побратимов.

Я начал говорить и рассказал то, о чем молчал с самого момента нашего бегства из степи. В тот злополучный день мои товарищи поспешили унести ноги от могильника Атли, со всех сторон окруженного мужененавистницами. Я же, как вы помните, задержался, наблюдая за этими странными женщинами с вытянутыми головами и их предводительницей по имени Амасин. Я видел, как она шагнула ко входу в гробницу, держа в каждой руке по рунному мечу. Как спустилась вниз, оставив своих подруг на берегу замерзшего озера.

Очень скоро я услышал звуки ударов, будто под землей что-то рубили. Если меч Амасин был столь же хорош, как и мой, он тоже мог запросто разрубить наковальню. А уж если пустить в ход оба клинка одновременно, потребуется совсем немного времени, чтобы перерубить каменные опоры, державшие свод подземелья. Думаю, так она и поступила… И полагаю, добилась успеха, даже не успев запыхаться или зазубрить лезвия мечей.

Тогда я повернулся и побрел прочь, догоняя товарищей. Мороз пробирал до самых костей. Я шел, ощущая в душе холод и пустоту. Но помимо холода и пустоты, я чувствовал огромное облегчение.

Я был уже довольно далеко, когда послышался шум обвала. Впрочем, возможно, это просто кровь шумела в моих ушах. Ибо приходилось поспешать, чтобы нагнать побратимов, а это нелегкое дело посреди замерзшей степи. Особенно для человека, измученного холодом и многодневной голодовкой.