Дитя Всех святых. Перстень со львом - Жан-Франсуа Намьяс

Франсуа все прихлебывал и прихлебывал «вино Ночи». Ему было трудно разобраться в своих ощущениях. Он был зачарован, точно под взглядом змеи.

Протоиерей снова наполнил ему кубок и сменил предмет разговора.

— Почему вы так суровы с вашим оруженосцем? Он бился как герой, а вы с ним обошлись, как с собакой.

— Потому что оруженосец — всего лишь слуга, и ничего больше.

— Я не верю вам. Вы и сами так не думаете. Кто угодно, но только не вы. Видимо, есть какая-то другая причина.

Змея… Наклонив вперед свое острое лицо, Протоиерей пристально рассматривал своего собеседника. Его темным глазам невозможно было противиться. И Франсуа начал говорить. После смерти Туссена он не хотел привязываться ни к какому оруженосцу. Туссен был незаменим, таким и останется… Он рассказал все, начиная с котла в Сен-Мало и кончая розовым кустом Уарда, рассказал с такими подробностями, каких не упоминал даже Ариетте.

Арно де Серволь серьезно смотрел на него. Завершив повесть, Франсуа сам на себя рассердился за откровенность. Он с живостью повернул беседу в другое русло:

— Покайтесь! Измените жизнь, пока еще не слишком поздно!

— Уже слишком поздно! Я много убивал… Если б вы только знали, как много я убивал!

— Значит, вы не надеетесь на милосердие Божие?

Протоиерей улыбнулся.

— Бог еще хуже меня! Знаете пословицу? «Если вы убили одного человека — вы убийца, если тысячу — капитан, сто тысяч — завоеватель, а если всех — то сам Господь Бог…» Но я шучу. На мое несчастье, Бог справедлив. Я знаю, что место в аду уже поджидает меня — совсем горяченькое. Там наши пути снова разойдутся, сир де Вивре. Кстати, раз уж к слову пришлось, хотите знать, как бы я хотел умереть? Каким-нибудь совершенно неожиданным образом, несуразным, нелепым. Сыграть с моими современниками последнюю шутку, затеять последнюю игру… «Куда это запропастился Протоиерей?» — «Да он же в аду! Вы разве не знали?»

И Арно де Серволь снова наполнил их кубки.

— Ну так как же чистота судит порок? Заслуживаю ли я ненависти?

— Сверх всякого выражения!

Протоиерей коротко рассмеялся.

— Вы совершенно не умеете лгать! Я даже завидую тому, как вы не умеете ни лгать, ни ненавидеть.

В этот момент Франсуа закашлялся.

— Пить вы тоже не умеете! Умеете ли вы хотя бы любить?

Это было верно — пить Франсуа не умел. Все у него в голове мутилось. Ему опять надо было промолчать, но он заговорил:

— Я люблю свою жену.

— А до этого?

— Любил еще одну девушку, когда был ребенком. Это все.

— Вы забыли вашего первого оруженосца… Не вы ли сами сказали мне, что ваше сердце осталось с ним?

Франсуа внезапно встал.

— Я вам запрещаю!..

— Успокойтесь. Я не хотел вас задеть… Я вам сейчас даже сделаю подарок.

Он окликнул одного из караульных.

— Сходи за Анжеликой!

Франсуа смягчился.

— Кто такая эта Анжелика?

— Моя любовница. Она восхитительна, но, думаю, я выбрал ее в основном из-за имени. Анжелика и Протоиерей, ангел и демон…

— Вы собираетесь жениться на ней?

— Нет. С тех пор как я овдовел, уже не одно благородное семейство домогается чести выдать за меня дочь. Я выберу ту, у которой самое знатное имя. А что касается Анжелики — на эту ночь она ваша. Если согласится, конечно, поскольку она все-таки не рабыня…

В этот момент появилась Анжелика. Она была поистине достойна своего имени. В голубом платье, с длинными белокурыми волосами и белыми руками, девушка казалась сошедшей с небес.

— Анжелика, сердце мое, не согласишься ли ты провести ночь с этим благородным сиром де Вивре, которого видишь перед собой?

Анжелика удостоила Франсуа взгляда и улыбки, доказывающих, что, несмотря на свой небесный вид, она ценила и земные радости.

— Раз вы просите…

Протоиерей направился к выходу.

— Располагайтесь здесь как дома. Я проведу ночь на свежем воздухе.

Как только он исчез, Франсуа сразу же набросился на его подругу. Редко он испытывал подобное желание — столь внезапное и неистовое. Он хотел обладать этой женщиной сию же минуту, немедля! Анжелика, поначалу удивленная и даже немного напуганная таким пылом, попыталась успокоить Франсуа, но вскоре запылала с ним вместе. Это было настоящее бешенство страсти.

Вскоре они возобновили свои ласки, потом снова и снова, не произнося ничего, кроме непристойностей, которые только подстегивали их наслаждение… Франсуа был счастлив тем, что он мужчина. Он был горд стонами и криками, которые исторгал у этой женщины. Всю ночь он упивался юной плотью, которую столько раз ласкал Протоиерей, целовал губы, которые тот столько раз целовал…

Он остановился лишь под утро, обессилев, когда на соседней ферме запели петухи. И тогда он отдался в руки Анжелики, изнемогая от благодарности. Это было правдой: куда подевалось зло? После боя прошло всего несколько часов, на деревьях висели распятые разбойники, кругом было столько ужасов и горя, но зло вдруг исчезло. Словно и не существовало никогда…

***

Войско графа де Танкарвиля прибыло к замку Бринье 5 апреля 1362 года. Шамбеллан собирался уже начать осаду, но солдаты, отправленные им на разведку, принесли удивительную новость. Малыш Мешен и его люди покинули замок. Они построились в боевые порядки и ждут. Разведчики называли большое число — до пятнадцати тысяч человек, внушительное войско. Оно укрепилось на холме, возвышающемся над долиной Роны.

Ознакомившись с этими сведениями, Жан де Танкарвиль тотчас же собрал военный совет. Шамбеллан был, конечно, доблестный рыцарь и храбрый человек, но в нем слишком глубоко укоренился образ мыслей Иоанна Доброго. Он кратко изложил свою точку зрения: никогда больше им не представится другая такая возможность разом уничтожить противника. Атаковать следует немедленно. Число, сообщенное разведкой, без сомнения, завышено. Бриганов должно быть самое большее тысяч пять… Присутствующие на совете сеньоры шумно одобрили эту речь.

Тут веско прозвучал голос Протоиерея. Он не разделял мнения графа. Он находил пятнадцать тысяч вполне вероятной цифрой. В свое время и у него самого бывало столько человек под началом. К тому же враг расположился на высоте. Атаковать его нельзя до тех пор, пока он не покинет эту благоприятную позицию.

Бидо ле Бурк, присутствовавший на совете, тоже вмешался. Как местный уроженец он хорошо знал Малыша Мешена. Тот хитер и коварен. Если он покинул замок и вызывает на битву, значит, наверняка приготовил какую-то ловушку.

Протоиерей добавил:

— Не повторяйте ошибку Креси и Пуатье!

Танкарвиль смерил его высокомерным взглядом: