Ковен тысячи костей - Анастасия Гор

Металлический и блестящий, с пятью пластиковыми стульями, он был торжественно накрыт к нашему приходу. Только если на праздниках подавали индейку с тортом, то здесь нас ждало нечто иное – человеческие останки. Конечно, тоже сервированные по всем правилам этикета: внутри раскуроченной грудной клетки, как на подносе, лежали мотки кишок и чья-то печень, а на самом краю – пирамида из языков, нанизанных на шпажки. Отдельное место занимали вырванные сердца, сложенные на блюдцах из раздробленных черепных коробок. И все сердечки, как одно, размером с маленький детский кулачок… Таких «блюд» было по меньшей мере четыре – и возле каждого лежали приборы из обглоданных и сточенных костей.

Я услышала, как Сэм за моей спиной подавил рвотный спазм: даже матерый полицейский оказался не готов к такому зрелищу. Из нас четверых не поморщилась только Ферн – она-то за свою жизнь повидала и не такое.

Карие глаза Коула стали совсем черными, когда несколько гирлянд над нашими головами потухли: остались лишь те, что висели над «праздничным» столом, создавая пятно зернистого света.

– Надо найти, где он держит детей, – прошептал Коул мне на ухо, судорожно озираясь, но в опустившейся темноте почти ничего нельзя было разглядеть.

Понимая, чего Паук добивается, я шагнула в ореол света и взошла на сцену. Коул последовал за мной, держась рядом, а Сэм и Ферн остались между зрительскими рядами проверяя темные закрома. А музыка все продолжала играть… Пока я снова не услышала механический щелчок, и приятный баритон не запел слова наоборот.

Кто-то вручную прокручивал пластинку.

Сглотнув сухость во рту, я медленно повернулась – там, за амфитеатром, стоял барахлящий проигрыватель. Паук осторожно крутил рычажок пальцами-лезвиями, и четыре его головы смотрели на нас в упор, а одна – на пластинку, чтобы не пропустить момент, когда перемотка дойдет до начала.

– Маленькая ведьма, ее атташе, грязный пес и отродье Шепота, – проверещала какая-то из голов. – Добро пожаловать в гости. Присаживайтесь!

– Вот дерьмо, – сказал Сэм.

– Вот дерьмо, – сказала Ферн.

Паук изменился. Больше не было плоского щуплого тельца и тонких пергаментных рук – он стал просто огромен! Размером с фуру или даже ту рыбацкую лачугу, где когда-то жили мы с Рашель. Туловище казалось непропорциональным, будто слепленное из кусков разных людей. Точнее, их лиц – те толкались внутри Паука, образовывая бесформенную подвижную массу. Руки Паука тоже стали крупнее – теперь их было сразу шесть: две обычные, напоминающие человеческие, и четыре ворсистые клешни. Тьма все еще укрывала его, выстилала землю под его шагами, заменяя ноги, благодаря чему даже с таким размером Пауку не составило труда очутиться на потолке. Когти, цепляющиеся за тент, оставляли за собой пробоины. Мы задрали головы, следя за тем, как он обползает по верху свои владения, будто показывает их нам, прежде чем спикировать вниз и устроиться во главе металлического стола, едва не перевернув его.

Сэм отпрыгнул, рефлекторно вскидывая «Глок», и я невольно дернулась тоже.

– Садитесь, друзья, – прошипел Паук, устроившись поудобнее. – Или мы будем пировать без вас, но тогда начнем с десерта!

«Возьми себя в руки, Верховная. Это всего лишь диббук».

– Это всего лишь диббук, – повторила я себе под нос и, поведя плечом, медленно опустилась на пластиковый стул.

– Да ты издеваешься… – пробормотал Сэм уже второй раз за день, но, стиснув челюсти, сел тоже – рядом с Коулом и Ферн, устроившимися по бокам от меня.

Все мы старались не придвигаться к столу слишком близко: внутренности явно были не первой свежести, а потому источали убийственный запашок, легко цепляющийся за нос и одежду. Я старалась смотреть мимо костяных блюд – только на Паука за дальним концом стола, занявшего собою половину арены. Его головы склонились к тарелкам и быстро вылизали их дочиста: рты пожирали, рвали на части и потрошили все, что только можно было выпотрошить. Челюсти Паука перемалывали кости, как печенье.

Сэм, наблюдающий за этим, наклонился под стол и все-таки опорожнил желудок. Коул тоже позеленел, но сдержался, как и Ферн, достаточно неплохо вжившаяся в роль Тюльпаны.

– Почему ты до сих пор не ушел? – решила поинтересоваться я, положив ногу на ногу. Слишком проголодавшийся к нашему приходу, Паук явно не спешил заговаривать первым. – Я имею в виду, почему ты остался в Вермонте и охотишься именно здесь? Ты ведь давно мог сбежать…

Ритуальный атам царапнул бедро под кардиганом, но я старалась вести себя естественно и максимум косилась на Коула, вслепую печатающего сообщение Морган в кармане. Не произнося ни слова, я зажгла наши метки оранжевым и тем самым притормозила его. Связь атташе лучше любых слов.

Если Морган явится до того, как мы найдем детей…

– Хороший вопрос, – промурлыкал Паук, раскрутив одно из детских сердечек на своем обсидианом когте перед тем, как положить его на язык. – Нам здесь нравится. Здесь слабый ковен. Там, в других краях, ковены сильны… А в Вермонте лишь маленькая ведьма. Проще… Безопаснее… И много детишек можно поймать!

– Тогда почему ты согласился на встречу? Мог бы просто убить нас…

Паук застрекотал, как кузнечик – я уже успела выучить, что так звучит его смех. Ферн же пнула меня под столом, ведь я сама подкидывала Пауку дрянные идеи. Но мне хотелось знать.

– Неприкаянные… Другие ковены… – Паук наколол на коготь еще одно сердечко из миски и проглотил его, не жуя. – Анхель Де’Траст был Верховным. Анхель Де’траст забыл себя, но кое-что еще помнит: другие ковены любят занимать территорию. Где свободно, там и новые ведьмы. Нет-нет, мы не идиоты! Нам здесь не нужен ковен Шепота. Сильные… Властные. Маленькая ведьма лучше. Она делает свою работу, а мы просто едим. Все довольны. Все живут.

– Но в Дуате ты пытался убить меня…

– Царица угроза. Не маленькая ведьма. Есть маленькая ведьма – Царица становится сильнее… Больше нет. Больше никаких угроз. Хорошо, маленькая ведьма? Ты же за этим пришла, да? Перемирие. Кормление… И мы уже наелись. – Паук резко отодвинулся от стола, уперев в него когтистые лапы, и зарычал: – Но все еще хотим особенное блюдо! Где оно? Маленькая ведьма обещала!

Коул непонимающе повернулся ко мне, но я боялась смотреть на него, поэтому смотрела лишь на Паука, когда говорила:

– Твое особенное блюдо здесь.

– М-м… Ты не врешь. – Паук поднял к сплетенным головам свой прижжённый палец с отсутствующим когтем и облизнулся. – Мы чувствуем твою правду… И ее запах. Запах боли. Но почему же не видим?

Ферн метнула на меня испуганный взгляд. Она догадалась обо всем даже раньше, чем я шепнула «Retrorsum», заставляя облик Тюльпаны слезть с нее кожурой. Стоило этому случиться, как все пять голов, забыв о прочих угощениях, синхронно повернулись к Ферн, представшей перед ними во всей красе.

– Вот она, – сказала я. – Твоя Фернаэль.