На перекрестке двух миров - Юлия Цыпленкова

— Боги, — фыркнула графиня, и я ответила ей строгим взглядом:

— Ваше сиятельство, не стоит говорить о Высших Силах с таким пренебрежением.

— А это уже поучения вашей так называемой матери? — едко вопросила родительница.

Встав с дивана в покоях, которые определили нам с Танияром, я присела перед матушкой на корточки и взяла ее за руки:

— Родная моя, вы ревнуете напрасно, — с улыбкой произнесла я, глядя в глаза ее сиятельству. — Ашит не отнимала меня у вас и даже не намеревалась делать этого. Да, я называю ее матерью, но ведь и в нашем мире не только простолюдинки, но и знатные дамы, переходя в семью супруга, зачастую обращаются к свекрови — матушка. Разве же это позволяет забыть о родной матери? Вовсе нет. Моя душа полнится любовью к вам, родная моя, почтением и почитанием. Вы та, кто подарил мне жизнь, растил, воспитывал и отдавал свою нежность. Однако же это не преуменьшает моей благодарности и почитания к названной матери, — моя родительница тут же поджала губы, и я укоризненно покачала головой: — Полноте, матушка. Если бы не Ашит, то не увидеть бы вам меня боле. Она спасла меня, выходила, тоже обучала и знакомила с обычаями и народами. Она оберегала и защищала меня, помогала и заботилась. Разве же вы не чувствуете благодарности к этой честной и благородной женщине?

Ее сиятельство отвернулась и некоторое время молчала. Я не мешала матушке размышлять и искать согласие с собой, но готова была продолжить приводить аргументы. Родительница то поджимала губы, то расслаблялась и терла подбородок, кажется, споря сама со собой. Вдруг взмахнула рукой и покривилась:

— Не знаю… не знаю, как ко всему этому относиться. Да, вы правы, и я благодарна этой женщине, что она сберегла вас. Но — мать… И потом, — матушка порывисто поднялась с места, и я поспешно отпрянула, чтобы ее сиятельство случайно не снесла меня с ног, находясь в возбуждении. — Вот вы помянули обращение к свекрови, но ведь она вам не свекровь…

— Но смысл тот же, — прервала я. — Дама, вышедшая замуж, принимает свекровь, как свою вторую мать. И, тем не менее, это не уничтожает ни ее любви к родной матери, ни почтения. — Вновь подойдя к родительнице, я обняла ее и уместила голову на плече: — Шаман не ведает человеческих страстей, матушка. Это служитель Белого Духа, посвятивший свою жизнь и душу Создателю. Потому вы зря пытаетесь отыскать изъян в Ашит, его нет. Это человек чистых и искренних помыслов, который чужд мирских страстей и поисков выгоды. Она живет уединенно в священных землях, приходит к людям, когда в ней нуждаются.

— Вы с таким восхищением говорите о ней, — нервно заметила матушка.

— А о вас я говорю с нежностью, родная моя, и думаю также, — ответила я. — Не ищите подвоха, не соперничайте, примите Ашит, как названную сестру, которая оберегает ваше дитя. Если и Боги и Духи будут милостивы, я непременно познакомлю вас, и вы поймете, что были несправедливы и ревновали понапрасну. — И, развернув ее сиятельство к себе лицом, я произнесла: — Я люблю вас, матушка.

— Что вы со мной делаете, несносное дитя, — привычно растрогавшись, вздохнула родительница, и я поцеловала ее в щеку. Однако долго пребывать в подобном состоянии графиня не привыкла, и потому уже через минуту мне было объявлено: — Завтра же мы едем к портному, и вам пошьют новые платья… хотя бы посмотрим и купим готовые. Но я не стану терпеть этого рубища, что надето на вас. Совершенно ужасный наряд, просто ужасный. И вашего супруга мы тоже оденем достойно. Представляю, как восхитительно должен сидеть на нем фрак.

Я в изумлении округлила глаза, даже собиралась сказать, что подобное излишне…

— Никаких возражений, дитя мое, вы слышите? Никаких, — категорично заявила родительница. И я промолчала, потому что ей попросту нужно было вновь утвердиться в своих правах. Пусть. Пусть оденет, позаботится, если так ее сиятельству будет спокойней. — А теперь идемте в сад. Там уже должны были накрыть стол.

— Одну минуту, матушка, — улыбнулась я. — Прежде нужно надеть маску.

— Я совсем не желаю видеть этого ужасного лица…

— Нет, — вот теперь я была тверда. — Если вы, разумеется, не желаете, чтобы до короля дошло известие о моем появлении. Двор всё еще в Лакасе. Но даже если и отправился бы в столицу, то я не посмею рисковать ни вашим покоем, ни благополучием. Для всех, включая прислугу, я остаюсь Дайни Таньер, а ее лицо, — я надела маску и закончила, — именно таково.

— Да, мы уже говорили об этом в гостиной, я помню, — несколько ворчливо ответила родительница. — Я всего лишь высказала свое мнение, но не могу не подчиниться обстоятельствам. Этот ужасный человек не должен даже заподозрить, что вы рядом. — Она зябко обняла себя за плечи: — Даже думать не желаю, о подобном исходе.

— Мы не станем думать, — улыбнулась я, — но будем крайне осторожны, чтобы не выдать нашей тайны, как это делали прежде.

Матушка вздохнула и указала жестом:

— Прошу, госпожа Таньер. Насадимся чудесным вечером и беседой в приятном обществе.

— Благодарю, ваше сиятельство, — ответила я и, вновь поцеловав графиню в щеку, первой направилась на выход.

В саду нас уже ожидали. Батюшка беседовал с Элькосом и Нибо, Элдер о чем-то расспрашивал Танияра. Я заметила, что на столе лежит его блокнот и улыбнулась — забрать с собой даже наброски истинного мастера — настоящая удача. Амберли слушала разговор наших с ней супругов, но, заметив нас с матушкой, поспешила навстречу. На устах сестрицы расцвела радостная улыбка. Она, как и Танияр, не последовали за нами с ее сиятельством, чтобы не мешать. Сейчас же уже ничто не сдерживало вторую графиню.

— Друзья мои, — матушка обвела всех присутствующих взглядом, — прошу проследовать к столу. Буду счастлива разделить с вами трапезу и этот чудесный вечер…

Глава 24

Заканчивалась третья неделя нашего гостевания в имении моих родителей. За это время лето успело подойти к своему завершению, и началась осень, пока особо незаметная, и все-таки легко ощутимая. Сад благоухал созревшими яблоками, и я с огромным удовольствием рвала их прямо с веток и с упоением хрустела сочными плодами. В эти минуты мне казалось, что нет ничего более примечательного, чем яблоки. Даже было как-то страшно представить, что вскорости я останусь без них, потому что в Белом мире не было яблонь.

— Душа моя, мы принесем с собой саженцы, — заверил меня