Пепел победы - Дэвид Марк Вебер

— Сам не знаю, — ответил Фонтейн, поджимая губы с несвойственной ему нерешительностью.

Сен-Жюст мотнул головой, требуя пояснений, и гражданин генерал вздохнул.

— Я присутствовал в Октагоне почти на всех ее стратегических совещаниях и прослушал записи тех, на которых не смог побывать. Бог свидетель, мне ли не знать, что она гениальная актриса, способная притвориться кем угодно. Я никогда не забуду, как она обвела меня вокруг пальца в той истории с Уравнителями! Но знаешь, меня не оставляет чувство, что ее беспокойство насчет тайного оружия манти вовсе не притворно.

Он покачал головой.

— Она на самом деле встревожена, Оскар, причем в большей степени, чем показывает на совещаниях Комитета, где вроде бы должна изо всех сил преувеличивать свои страхи. И, — хмуро добавил он, — ее беспокойство усиливается из-за того, что ты вынуждаешь ее сделать то, чего ей очень не хочется.

Сен-Жюст хмыкнул и потер подбородок. За исключением, может быть, Элоизы Причарт, Эразм Фонтейн был самым проницательным из комиссаров Госбезопасности. Безобидный, даже забавный с виду, он обладал острым и ясным умом, не уступал Оскару н холодной жестокости и, более того, был сторожевым псом Эстер МакКвин на протяжении многих лет. Однажды ей удалось его провести, но Эразм знал ее лучше, чем кто-либо другой, и он был не тем человеком, который позволил бы одурачить себя вторично. Исходя из этого, Сен-Жюсту стоило бы прислушаться к его словам, но…

— То, что она озабочена искренне, еще не значит, будто она права, — раздраженно произнес он вслух.

Фонтейн постарался скрыть удивление.

Обычно Сен-Жюст никак не проявлял своих чувств, и генералу вдруг стало не по себе. Именно способность размышлять о проблеме с отстраненной беспристрастностью обеспечивала эффективность работы Сен-Жюста. А вот в случае с МакКвин он, похоже, позволил себе поддаться личной неприязни. Это, конечно, сулило гражданке адмиралу крупные неприятности, но Фонтейн, что бы там ни вообразил себе Сен-Жюст, был вовсе не готов отмахнуться от ее опасений. Он не раз и не два повидал ее в бою, знал жесткий склад ее ума и признавал за ней несомненное мужество, особенно ярко проявившееся во время мятежа Уравнителей. Эразм не доверял ей и, уж конечно, не любил ее, но относился к ней лично и к ее суждениям по военным вопросам с несомненным уважением. И если она чего-то опасается, значит, на то имеются основания, и вполне возможно, что при всей благостности нынешней ситуации очень скоро Народная Республика будет остро нуждаться в способном флотоводце.

— Оскар, — осторожно начал Фонтейн, — я вовсе не говорил, что она права. Мне лишь показалось, что ее озабоченность не притворна. Ты хотел узнать, есть ли у меня подозрения, и я отвечаю: на мой взгляд, она противится началу операции «Багратион» потому, что искренне опасается подвоха со стороны врага.

— Хорошо. — Сен-Жюст со свистом выпустил воздух, потом встряхнулся и уже более естественным тоном повторил: — Хорошо. Взято на заметку. Продолжай.

— Помимо ее искренней озабоченности по поводу полученных приказов, она практически не дает мне материала для работы, — признался Фонтейн. — О своем праве на власть в сугубо военной сфере она заявила при вступлении в должность и за работу, этого нельзя не признать, взялась засучив рукава. В Октагоне что ни день, то куча рабочих встреч и совещаний с разведчиками, планировщиками, аналитиками, снабженцами, связистами и черт знает кем. Их столько, что даже мне не удается побывать на всех. По части энергии и профессионализма ее упрекнуть не в чем, а о том, что она действительно взяла в свои руки решение всех военных вопросов, ты знаешь лучше меня.

«Поскольку, — подумал Фонтейн про себя, но не стал говорить этого вслух, — сам же это допустил».

— Мне такое положение дел не нравится и никогда не нравилось, но даже я вынужден признать, что на войне требуется единоначалие. Во всяком случае, получив власть, она ответила на это победами. Не думаю, чтобы ей удалось тайком от меня устроить какой-то сговор, хотя исключить этого полностью я не могу. Как я уже говорил, такой бешеный темп работы, как у нее, нормальному человеку не выдержать, и, возможно, ей удавалось проводить встречи, информации о которых у меня нет. В конце концов, я так и не выяснил, как ей удалось перед той историей с Уравнителями наладить все нужные контакты втайне от меня. Кое-какие подозрения у меня были и тогда, но я, даже зная где и что искать, так ничего и не откопал. Поэтому утверждать однозначно, что ей не удалось провернуть подобный фокус и в Октагоне, я не берусь.

Он коротко вздохнул.

— И еще, Оскар, давай смотреть правде в глаза: она чертовски харизматична! Я слежу за ней уже не первый год и теперь начал понимать то, чего не замечал раньше: она очаровывает людей, словно пуская в ход черную магию. Возможно, эти чары действуют только на военных, но уж на военных они действуют безотказно. Мало того что Букато в считанные недели сделался ее преданным сторонником, так ей удалось приручить даже Турвиля и Жискара, а эта парочка готова с голыми руками выйти хоть на псевдогризли. Из донесений Элоизы мы оба знаем, что Жискар с большим подозрением относился к ее широко известным амбициям. Уж если кто-то из флагманов флота и способен подбить своих подчиненных на участие в заговоре, так это она. Никаких подозрительных признаков мною замечено не было, в противном случае я примчался бы к тебе с докладом, не дожидаясь вызова, но, имея дело с такой женщиной, как она, мы должны допускать возможность чего угодно.

— Знаю, — сказал Сен-Жюст, со вздохом откидываясь в кресле. — Мне всегда не нравилось, что ей дали слишком уж много свободы, но, черт возьми, Роб был прав. Мы нуждались в ней, и его расчет оправдался. Но теперь…

Сен-Жюст умолк, потер переносицу, и Фонтейн почти физически ощутил напряженную работу его мысли. В отличие от большинства сотрудников БГБ Эразм ознакомился с состряпанным Оскаром фальшивым досье и знал, что МакКвин в случае необходимости ее устранения была уготована участь сообщницы «заговорщика Парнелла». Правда, сам Парнелл, как назло, воскрес из мертвых и теперь распинался перед Комитетом по правам человека Ассамблеи Солнечной Лиги, и…

Плавный ход мыслей Фонтейна прервала неожиданная идея. Парнелл! Возможно, его побег с Цербера стал фактором, неизмеримо усилившим подозрительность Сен-Жюста по отношению к МакКвин! Этого комиссар не учитывал… Воскресение бывшего главнокомандующего потрясло многих офицеров: как бы ни были они осторожны в своих высказываниях, потрясение скрыть не удалось. А после одержанных Двенадцатым флотом побед МакКвин, несмотря на распространенные изначально в офицерской среде опасения относительно ее карьеризма, снискала почти такую же популярность и, несомненно, такое же уважение, как некогда Парнелл. Должно быть, Сен-Жюсту она теперь казалась чем-то вроде материализовавшегося духа Парнелла, тем более что так старательно сфальсифицированное досье теперь ни на что не годилось.

В этом была своя горькая ирония. Когда это досье составляли, оно казалось не более чем пустой формальностью, поскольку на самом деле у БГБ не было необходимости как-либо оправдывать устранение того или иного военного. Никто на флоте все равно не осмелился бы высказать и намека на протест, так что фальшивка создавалась скорее для ведомства Корделии Рэнсом, под флагом обеспечения пропагандистскими материалами и поддержания в обществе патриотических настроений. Затем, когда МакКвин обрела популярность не только среди военных, но и в народе, этот компрометирующий материал стал по-настоящему важным и нужным, но как раз тут Парнелла угораздило сбежать с Цербера и полностью дискредитировать досье.