Полуночная тень - Алина Сконкина

плотно прилегающей к отвесной стене скалы, ехал верхом на сером олене мужчина на вид лет сорока, одетый в дорогую, но не броскую одежду купца. За седлом, плотно привязанные, покачивались в такт движениям животного несколько набитых мешков. Путник торопился, но оленя не загонял, бодрой рысцой он приближался к концу выступа, за которым начинался пологий склон и редколесье. Он не знал, что там, среди редких деревьев и густых кустарников, в размашистых листьях лопуха и высоких побегах сергибуса притаилась стая волков.

– А вот и он, – тихо, так что слышал его лишь серый переярок, залёгший на изготовке в крапиве рядом, прошептал огромный чёрный волк. Серый дёрнул ухом и уставился на показавшегося из-за выступа скалы путника. Ветер подул из ущелья, унося запах хищников прочь.

Олень насторожено прядал ушами, но, осматривая местность и принюхиваясь, также, как и его всадник, никого не замечал, а потому продолжил свой путь.

– Сейчас! – так же тихо сказал вожак и одним пружинистым прыжком преодолел всё расстояние от укрытия и до путника, свалившись на дорогу перед купцом сверху.

Волки, спрятавшиеся и доселе абсолютно невидимые, вылетели из травы и кустов, окружили оленя и его седока и стали злобно рычать, скаля зубы.

– Святые небеса! Волки! Огромные. Что делать? – верещал напуганный седок. На его боку висели потёртые в боях нунчаки, но тянуться к ним путник не торопился. Он замер и, наконец, замолчал, старалясь подавить страх. Олень опустил голову, угрожая передним волкам ветвистыми рогами, но сзади подходили другие. Хищники приближались, мужчина сообразил, что перед ним не простые волки, ибо в холке они доставали до морды серого оленя, а значит, были, чуть едва не с человека ростом.

– Хватай, – расслышал мужчина людскую речь в волчьем рыке, и четверо огромных волков схватили оленя за ноги.

– Звери! Оборотни! – поняв, что не доберётся до места назначения целым и невредимым, человек схватил нунчаки и принялся неуклюже ими размахивать.

Чёрный, как уголь, волк поднырнул под очередным взмахом палок и схватил мужчину за руку. Дёрнул. Раздался хруст. Глаза путника сперва округлились и чуть не вылезли из орбит, а в следующую секунду он надрывно закричал. Крик разнёсся далеко по ущелью, но вскоре затих вместе с затихшим человеком.

– Быстро, просто, и не пыльно. Люблю такие грабежи, – довольно улыбаясь с тушей серого оленя перекинутой через шею, радовался Кетал. Остальные оборотни, приняв человеческий облик, несли мешки с поклажей.

– А ничего, что мы его там бросили? – спросил Реми. – Может, следовало убить его, не оставлять свидетелей.

– Да какая разница? Ну, расскажет он кому, и что? Нас уже и след простыл. Да и мясо у него жёсткое. Лучше уж оленем закусим, чем этим стариком давиться, – поморщился вожак стаи.

Разбойники возвращались в лагерь, где Релина успела развести огонь и вместе с Реной готовилась к ночному празднику. Сегодня никто не собирался ложиться спать. Середина лета миновала, шёл последний оборот, и Персефона, наконец, устремила прекрасное лицо к своим детям. Не успела стая дойти до окрестностей Искры, как наступил самый главный, в жизни оборотней праздник – Благодарение Персефоне. Накануне праздника не работал никто, в том числе и простые люди, все готовились к вечеру. Крестьяне накрывали столы, пели песни о ночи и звёздном небе, гадали на суженого, плели венки из маков и танцевали под светом Персефоны. Для оборотней ночь апогея Персефоны значила куда больше, чем просто праздник. По легенде, именно в ночь, когда спутник приблизился к Плутону Вульфига поразил свет Персефоны и он стал оборотнем. Единственный раз в году, когда лик ночного светила особенно прекрасен и огромен в летнем небе, кровь оборотней наполнялась магией, а всё волчье естество стонало от желания пропеть песнь своей богине.

Оборотни готовились к этой ночи загодя, собирались на открытой поляне, где ничто не могло затмить света Персефоны, и становились братьями, вкушая яства с одного блюда и потчуя соседа напитком. После обряда шли танцы, песни стаи и благодарение всему миру за все полученные блага. Белеющей ночью, под самым пристальным взором Персефоны считалось кощунством оставлять горящий костёр, сидеть под энергетической лампой, в свете факела или спички. Любой чужеродный свет оборотни гасили, любуясь лишь чистым голубоватым сиянием Персефоны.

– Я уже чувствую её силу.

– Кровь кипит! – делились друг с другом впечатлениями оборотни.

Гастел, как единственный человек, помог, чем смог с приготовлениями и залез на дерево. Ему не был чужд праздник, но мужчина не хотел мешать стае. Для него день благодарения Персефоне не имел такого сакрального смысла, что вкладывали оборотни.

– Ты весь праздник там просидишь? – поинтересовался у товарища Кетал.

– Лучше тут, чем в волчьей пасти, – пожал плечами Гастел.

Солнце спряталось за скалой, оборотни отпраздновали охоту и грабёж, отужинали олениной, делились угощеньем с тем, кто устроился рядом, пили из одной бутылки и становились братьями. Попировав немного, дикие оборотни пустились в пляс. Сила, дарованная Персефоной, не для битв, а просто так, струилась в крови, не давая спать.

Когда затуманили мир сумерки, возвещая о наступлении ночи, Релина затушила костёр и расположилась рядом с Кеталом. Роса легла покрывалом на волосы и одежду, стали загораться самые яркие звёзды. Все расселись, устремив взгляды на восток. Постепенно становилось всё темнее, глаза медленно перестраивались под изменяющееся освещение. Мир погружался в сон. Ночная тишина разливалась по округе. Стрекотали сверчки, скрипом разносился крик летучих мышей, шелестела листва, перебираемая лёгкими пальцами ветра.

Медленно, очень медленно ночь вступала в свои права, укрывая мир покрывалом тьмы, но Персефона не торопилась появляться на горизонте.

Оборотни молча ждали, чувствуя прилив сил, ощущая приближение своей богини. Каждый погрузился в свои думы, никто не нарушал тишину, все застыли, словно изваяния, выточенные в дань Персефоне. Молчаливое ожидание. Сейчас она появится на горизонте. Но пока… Мир умер.

Группа оборотней, собравшись на склоне горы, застывшая в ночи, без костра и признаков жизни, сидела, устремив взгляд на восток, где кровавым цветом из-за поднятой днём пыли и песка забрезжил восход Персефоны. В тишине раздался дружный вздох. Лик поднимался из-за горизонта. Медленно, словно кто-то удерживал её за руку, восходила сияющая богиня над далёким морем, над островами айракрисов Ток-Ту-Рок, прозванных Сверкающими, над гнёздами Рух и парящими скалами гарпий, над драконьими утёсами. Свет Персефоны осветил вершину Башен Поднебесного Правителя, наивысшую точку Плутона. Затем свет спутника озарил башенки Академии магии Воздуха, на парящих островах. Но обитатели этих мест вряд ли заметили бы волшебство, дарованное Персефоной в эту ночь. Ночь, когда спутник Плутона, единственный раз в году, ближе всего к населяющим планету существам,