Княгиня Ольга. Две зари - Елизавета Дворецкая

Малуша крепко зажала себе рот рукой, будто удерживая крик. Она не верила своим глазам и в то же время твердо знала: они ее не обманывают. Это он. Святослав киевский. Он здесь.

Ее охватило жаром. Ослабели ноги, зашумело в ушах. Хотелось к чему-нибудь прислониться, но можно было лишь сесть на холодную жухлую траву. Казалось, она падает, но никак не может долететь до земли, будто сверзилась с вершины того Сыра-Матера-Дуба.

Нужно было испугаться: с появлением здесь самого киевского князя с дружиной их с Етоном надежды на спасение таяли почти начисто. Но вместо страха ее душу захлестнул восторг. С каждым мгновением он усиливался, и вот уже сердце ликовало. Это он. Он здесь, совсем рядом. Казалось бы, она ушла за тридевять земель от всего былого, забралась почти на тот свет, где солнце не ходит, роса не ложится – но он, молодой Перун, проник сюда и тем сделал этот чужой мир своим. В душу хлынула радость жизни, будто светлая река, прорвавшая запруду. Хмурая, промозглая, слякотная осень вмиг обернулась теплым, душистым летом, ибо сюда, на этот грязный берег с острова Буяна или прямо с неба из золотых своих палат спустился истинный владыка мира – само Солнце Красное.

* * *

Внезапным появлением Святослава киевские бояре были удивлены не меньше Малуши. Лют и сам позабыл, что сразу после битвы на дороге послал Вемунда с его отроками уведомить князя о гибели Володислава деревского – но он не просил Святослава прибыть сюда и вовсе его не ждал. Святослав понимал, что не успеет к погребению – да в этом и не было большой нужды, он ведь не знал Володислава в лицо. Зато ожидал, что весть об этой смерти вызовет волнения в землях древлян или бужан, а потому счел, что ему, князю, надлежит находиться здесь. Уж верно, тут от него больше будет пользы, чем в городцах земли Полянской, где его уже не ждали иные подвиги, кроме лова и застолий. А это все он хоть и любил, но быстро пресыщался.

Сюда его привел сам Перун. Пожалуй, и впрямь на всем протяжении подвластных Святославу земель, от Нево-озера до устья Днепра, не было места, где он и его гриди сейчас были бы нужнее.

Этих гостей Укром вместить уже не мог. Гриди разожгли костры на берегу и стали варить кашу, ожидая, что князь решит делать. А к воротам вала направились несколько всадников.

– Едет, едет сюда! – закричал Етонов отрок, несший дозор на валу. – Сам Святослав, и Свенельдич с ним.

Етон со всеми своими снова полез на гребень, и Малуша стала карабкаться вслед за парнями. Было страшно – казалось, упади на нее сейчас взгляд Святослава, сожжет на месте, будто молния. Но и стоять внизу во дворе было невыносимо. Знать, что он совсем рядом, – и не видеть его! Улавливать звуки знакомого голоса – и не разбирать слов!

Поднявшись на гребень, Малуша встала поодаль от Етона и его парней. Сердце билось у горла, едва не выпрыгивая – Святослав ехал шагом, с каждым мгновением приближаясь. С ним был Тишата, знаменосец с княжеским стягом, и Бадня, его оружничий. Рядом ехал Свенельдич, тоже с оружничим. Сжав руки на груди под накидкой, Малуша не сводила глаз со Святослава, желая и не желая, чтобы он тоже ее увидел. Хотелось спрятаться – но где тут спрячешься, на валу высотой в человеческий рост. И пусть его взгляд убьет ее, спалит, как молния березу посреди поля, – она обрадовалась бы такой смерти.

Кияне остановились шагов за пять до ворот – так что хорошо могли видеть лица людей на валу. На Святославе был греческий клибанион под плащом из серой опоны, но на голове лишь красная шапка, шлем и щит висел у седла.

– Вот я и опять тебя вижу, – первым начал он, устремив взгляд на Етона и не желая ему здоровья. – Экий ты старик прыткий. Какого лешего ради ты у моих людей деву умыкнул?

На Малушу он бросил лишь беглый взгляд, но ее пробила дрожь с головы до ног.

– Ты у меня жену увел! – Етон, стоя на валу, с вызывающим видом положил руки на пояс. – Я взамен другую просил. Одну, другую, третью – вы с матерью для меня невесты пожалели. Пришлось самому о себе порадеть. Я уж не отрок, мне холостым далее жить невместно, люди смеяться станут. У тебя-то две жены, говорят, и обе – княгини. Мне бы хоть одну себе раздобыть.

– Не там ты себе жену сыскал, чадо глупое, неразумное, – насмешливо ответил Святослав, бывший старше Етона всего на три года. – Теперь ответ держи. И ответ будет такой: выходи, – он показал концом звенящей плети на пустырь перед святилищем, – на поле со мной. Кто одолеет – тому дева. Ты одолеешь – она твоя, и дани больше не платишь. Я одолею… голову с тебя сниму. Как ты в тот раз сказал: пощады себе не прошу и тебе не обещаю. Так и будем биться – до смерти и без жалости.

Он замолчал, но Етон не сразу ответил. Глянув на него, Малуша заметила, как переменилось и побледнело его подвижное лицо. К такому Етон был не готов. Он ждал, что ему предложат выдать девушку в обмен на свободу. Но Святослав хотел забрать его жизнь и никакого выбора не предлагал.

– Ты меня утомил! – прямо ответил князь киевский на это красноречивое молчание, и взгляд его голубых глаз ударил Етона, точно стрела. – Один раз я тебя кончил – ты из могилы вылез, жма! Другой раз я тебя прикончу – уж не вылезешь, глаз ставлю! – И он коснулся золотой рукояти корляга у пояса, а потом правого глаза.

Етон молчал. При своей наглости он обычно за словом за пазуху не лез, но сейчас даже не стремился зубоскалить: его неглубокий, но изворотливый ум все силы бросил на поиски выхода.

– Нет у тебя выбора, старинушка, – сказал Лют, издевательски подчеркивая последнее слово. – Зарвался ты, не по рту кусок откусил. Теперь судьба тебе один подарочек припасла – право умереть, как муж честный. Откажешься – князем плеснецким тебе не бывать. Я молчать больше не стану. Всем расскажу, что ты – не князь Етон, а пес наряженный! И что речи твои, что песий брех – бреши сколько хочешь, ветер унесет.

Он сплюнул наземь, показывая, чего стоят в его глазах все Етоновы речи. Разоблачений Лют больше не боялся: спустя год с четвертью уже мало кого волновало, по праву или не по праву Величана занимала когда-то престол княгини плеснецкой. Теперь это была жена Свенельдича-младшего, невестка Свенельдича-старшего, и порочить ее означало нажить себе таких врагов, каких врагу не пожелаешь.

Етон бросил на Люта ненавидящий взгляд, но не ответил – для пустой брани было не время.

– Дай мне, – наконец заговорил он, переведя взгляд на Святослав, – сроку до утра. Я… с богами поговорю.

– Поговори. Тебе сподручно – у тебя их трое там, – Святослав показал плетью в сторону идолов святилища. – А завтра, как рассветет, жду тебя на этом самом месте.

Сказав это, он развернул коня и поехал со своими спутниками к Укрому. Етон не двигался, глядя ему вслед.

Малуша отвела глаза и зажмурилась – устала, как будто слишком долго смотрела на солнце. Когда лезла с вала вниз, у нее дрожали ноги. Как будто завтра утром выходить на смертный бой с почти наверняка известным исходом предстояло ей самой.

* * *

Незадолго до сумерек в дедову избу вошел Етон.