Любовь по инструкции - Nata Zzika

Кирилл вспомнил, какая стала Таня, и сглотнул, в паху потяжелело, Грис встрепенулся.

Да, эта сторона совместной жизни обещала много приятного. И — щенки. Ради этого ему стоило пошевелиться.

Если он правильно понял, на его самку глаз положили и этот новый альфа-выскочка, и сам Верховный. Это плохо. Раньше у Тани не было выбора и альтернативы, он позаботился, а теперь перед ней ещё два самца мускулами играют. Будет трудно, но трудности его никогда не пугали. Наоборот, проснулся азарт — он получит массу удовольствия, когда обставит Верховного и американского выскочку. Значит, каждый день она должна от него получать подарки, цветы, красивое и полезное для дома? Он позаботится об этом.

Андрей выдержал два дня и на третий, всё отложив, помчался в Голышево.

— Слушай, а они выросли! — мужчина поднял глаза на Таню.

— За два дня? — скептически выгнула бровь женщина, любуясь, как все трое сияли одинаково-солнечными улыбками. Одинаковыми, за исключением, что у Дарьи и Игната, пока ни один зуб не прорезался.

Луна, как же идет Андрею улыбка! Он становится таким…таким…

Додумать она не успела — заработала рация.

— Матвей, что-то случилось?

— Нет, ничего особенного. Дёмин два дня подряд присылает тебе цветы и что-то в коробочках. Хотел спросить — что с этим делать? Пересылать тебе?

— Не надо! Я у него ничего не просила.

— Относить в вашу комнату? Боюсь, цветы завянут к твоему возвращению.

— Девай, куда хочешь, мне всё равно, — ответила Татьяна.

— Хорошо, тогда коробочки я в сенях оставлю, а цветы пусть в банках на кухне стоят.

Завершив разговор, Таня увидела, как изменилось настроение у Андрея. Только что сиявший мужчина, внезапно стал мрачнее тучи.

Еще немного потискав мелких, Верховный засобирался.

— Дела, Танюша. Завтра постараюсь вырваться. Что надо привезти? Тебе или детям?

— У нас всё есть, — пожала плечами Татьяна.

— Может быть, что-то вкусное хочешь?

— Вкусное, — задумалась Таня. — Пожалуй, я бы не отказалась от сливочного пломбира. Поеду в Никишино — наемся. Нет, не надо ничего. Спасибо, ты и так для нас много делаешь!

Андрей сидел в вертолёте и ругал себя последними словами.

Идиот! Чего ждал? Когда другой догадается и начнет ухаживать? Вот, дождался!

А этот, ишь ты — распушился! Ясное дело, хочет её вернуть, кто же, в здравом уме, откажется от такой самки!

Если бы не бесплодие, он бы не тормозил.

Махнуть на всё и начать ухаживать? Или — сначала напомнить о своей неполноценности и, если она не оттолкнёт, то… Нет, это невозможно. Как он ей скажет?

Образ Татьяны возник перед глазами — нежная, светлая, хочется обнять, защитить, рассмешить, поцеловать каждый пальчик, губы, глаза… Всё и везде расцеловать…

Зверь одобрительно заворчал.

«Что, Лобо, одобряешь?»

«Хорошая самка! Вкусно пахнет. Защищать и беречь!»

«Мы с тобой — калеки. У нас не будет щенков. Волчица не захочет жить с таким, когда вокруг полно здоровых».

«У нас уже есть щенки!»

«Она может пожелать ещё щенков».

«Зачем решать за самку? Она умна. Поговори с ней! Её Серая хочет быть со мной».

«Точно? Ты не ошибаешься?»

«Лобо не ошибается! Серая не против, но Татьяна боится поверить, боится новых отношений, поэтому даже мысли не допускает. Надо постараться».

Презенты от бывшего продолжали поступать каждый день, о чем с заметным раздражением информировал Матвей.

И Андрей отличился — на следующий день он приехал с несколькими контейнерами мороженого. Сортов двадцать — Татьяна только ахнула.

— Андрей, мы же не съедим! Или свалимся с ангиной.

— Нет, ангины не надо! Ешь по чуть-чуть, остальное в холодильник.

— У Настасьи нет холодильника!

— На улице уже минус. Или выкини, я новое привезу.

Настасья только хихикала.

— Отнесу Варваре и Валерке, пусть тоже полакомятся, — бабушка проворно собралась, по дороге сгребла Ромку, пилотов вертолета и пристроила их колоть и складывать дрова. Как раз вчера вечером трактор привёз пеньки.

Андрей остался наедине с Татьяной.

Хорошо, что проснулись близнецы — было, чем заняться.

Мужчина играл с малышами, а мать смотрела на эту картину, улыбалась и чувствовала, как метет хвостом Серая.

Не выдержав, Татьяна подсела ближе, взяла Дашину ножку, погладила пяточку, пощекотала, наклонилась поцеловать, и в это же время над Игнатом наклонился и Андрей.

Предсказуемый результат — столкновение.

Голова у Волкова, наверное, чугунная. Во всяком случае, ощущения от удара были такие, будто она с разгона решила проломить лбом бетонный столб.

— Ушиблась? Больно? — Андрей подскочил, взял рукой за подбородок, осторожно поднял, рассматривая наливающуюся шишку. — Луна, я не хотел…

— Я сама виновата, нечего было прыгать, — попыталась отшутиться женщина, пытаясь унять дрожь. Странная у неё реакция на его прикосновения! Или — это последствия удара? — Зато, теперь можно без фонаря ночью выходить.

— Ты плохо видишь ночью? — встревожился Андрей. — Собирай детей, летим в Москву. Надо проконсультироваться у специалистов!

— Нормально я ночью вижу, это же поговорка такая. Человеческая. Синяк под глазом — фонарь.

— У тебя не синяк, у тебя — шишка, — мужчина осторожно обвел контур пальцем. — Очень больно? Надо приложить что-то холодное!

Вернулась Наста и ахнула:

— Что у вас произошло?

— Нечаянно столкнулись, — сконфуженно объяснила Таня. — Простая шишка, а Верховный собрался в Москву тащить. Обследоваться.

Настасья стрельнула глазами на расстроенного Андрея, на Татьяну и неожиданно выпалила:

— И — правильно! Вдруг, у тебя сотрясение? А ты кормишь! Потом, возьмешь мальца, голова закружится — упадешь в обморок, сама поранишься и ребёнка ушибешь. Помоги собрать детей. Андрей, вон там комбинезончики, надевай!

— Наста, ты что — всерьёз? Обычная шишка! Её уже завтра не будет.

— Вот, посмотрит тебя доктор, скажет, что ничего опасного нет — сразу вернешься. Что стоишь? Одевайся или ты вот так, в домашнем, и полетишь?

И не успела Таня опомниться, как уже сидела в вертолёте рядом с почему-то очень довольным Верховным.

Долетели, сразу в машину и в клинику.

Врач-оборотень, мельком глянув на шишку, открыл рот, но тут увидел что-то за спиной Татьяны. Похлопал губами, кашлянул, помялся, вглядываясь ей за спину — Таня обернулась, но там никого, кроме невозмутимого Андрея не было.