Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России - Лилия Кузнецова

Страны Антанты – совсем другие образы. «Британский лев золотисто-жёлтого кошачьего глаза; стройная фигурка девушки – Франции, исполненная из удивительно подобранных оттенков амазонита и яшмы; государственный русский орёл из горного хрусталя, отделанный золотом, с крупными изумрудами вместо глаз…»[829] Да и другие союзники были не менее красивы и хороши: «Бельгию можно узнать по припавшему на передние лапы льву на морионовой подставке,[830] Италию – по тревожно прислушивающейся волчице из ортоклаза Берёзовского месторождения».[831]

Сама же Россия, как, весьма любопытно расшифровывая символику богатств её недр, писал один из журналистов в 1916 году, «представлена в виде большого камня благородного нефрита как исключительного из горных пород по своей твёрдости и сплочённости структуры. Нефрит положен основанием группе драгоценнейших металлов и самоцветных камней в натуральных формах (кристаллах). Эти ещё не обработанные камни с природными матовыми плоскостями, но щедро наделённые своим внутренним содержанием, как бы олицетворяют человеческие качества, присущие скромному, одарённому от природы русскому народу. Платина, осмий, иридий скромны по виду, но их удельный вес поразителен. Эти металлы – исключительный дар России, она одна богата ими. На этом хаотическом сплетении драгоценных металлов и самоцветов покоится упругий шар из чистого горного хрусталя – символ вечности и очищения от позорных инстинктов… Пальмовая ветвь склонилась как бы в ожидании, когда человеческая рука возьмёт её вместо ружей и штыков в знак вечного мира. Могучий двуглавый орёл – весь одно боевое движение – оберегает свою державу, и тут же пышно сияет изумрудный крест на самородном золотом основании.

На нефритовой плоскости древнерусский серебряный герб, украшенный русскими самоцветными камнями – изумрудами, сапфирами, рубинами, александритами, демантоидами, хризолитами и бериллами. В правой лапе орёл держит кусок самородного золота, в левой – кусок самородной платины».[832]

Можно спорить об этих скульптурных миниатюрах из разноцветных камней, а особенно о карикатурном зоопарке, фигурки которого в наше время вполне могут отнести к китчу. Но, как и в случае со многими работами Фаберже, не стоит забывать, что у каждого времени свои песни, и не следует безоговорочно мерить прошлое на свой современный аршин. Хотя и тогда, в начале XX века, некоторые считали выставку Денисова-Уральского проявлением «квасного патриотизма», а истинные ценители камня говорили: «Не стоило такие камни и такое умение на пустяки тратить!», однако большинство приветствовало работы художника, считая их «настоящими художественными вещами».[833] Кстати, восковые модели этих фигурок, затем переводимых в камень, лепил не кто иной, как Георгий Иванович Малышев, преподаватель скульптурного отделения столичной Академии художеств, модельер Петербургского Монетного двора и… «сильнейший анималист фирмы Фаберже».[834] Правда, в работах камнерезов Денисова-Уральского применён ещё более изощрённый подбор редкостных образцов всевозможных и самых разнообразных каменьев, поскольку знания «певца Урала» не только не уступали, но, пожалуй, были повыше их объёма у доктора геолого-минералогических наук.[835]

Несколько же лет подряд Денисов-Уральский и Мамин-Сибиряк отдыхали на даче в Келломяках (ныне Комарово) на берегу Финского залива, по соседству с виллой Агафона Карловича Фаберже[836] а в последние предреволюционные годы прославленный владелец магазина на Морской жил на даче в финском поселке Уссекирке.[837]

После Февральской революции Алексей Кузьмич Денисов-Уральский напрасно обращался к Временному правительству с проектом разработки отечественных месторождений цветных камней.[838] А вскоре разразился Октябрьский переворот. Из-за провозглашения независимости Финляндии мастер-художник, остававшийся на даче, чтобы придти в себя после гибели единственного сына[839] и переждать смутное время, вдруг оказался за границей. Какие-то 60 км отделили его от Петрограда. Алексей Козьмич пытался работой заглушить ностальгию: написал целую серию холстов, посвященных Уралу, усиленно создавал рельефную лепную картину «Уральский хребет с птичьего полёта»,[840] но всё чаще приходилось для набора применять камни, найденные в финском лесу.[841]

В мае 1924 года Денисов-Уральский телеграфировал Уральскому обществу любителей естествознания, что он передаёт 400 полотен, большую коллекцию минералов и множество изделий из камня в дар родному Екатеринбургу. Но в Свердловске подношение старого мастера сочли ненужным, и судьба большей части сделанного от души подарка остаётся до сих пор неизвестной. Так и не дождавшись возможности вернуться на милую Родину, Алексей Козьмич умер на чужбине в 1926 году, дом его во время войны сгорел, следы могилы прежде столь знаменитого мастера[842] окончательно затерялись. Его творчество оказалось забытым, а призыв к сохранению богатств Урала объявили «тенденцией непонимания исторического процесса».[843]

К счастью, многие произведения мастера, в том числе и знаменитая группа скульптурных миниатюр-аллегорий, сохранились в Минералогическом музее Пермского университета. Сейчас исследователи всё чаще обращаются к изучению творчества Денисова-Уральского. И если раньше считалось, что «Стиль Денисова – только камень (уральский) и никакой оправы»,[844] то теперь уже удалось определить имена некоторых мастеров, сотрудничавших с кудесником камня.