Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг - Борис Мегорский

Упомянутая выше Инструкция 1706 года говорит о «добре и пожитках», на которые нельзя было засматриваться без разрешения; военное законодательство этот вопрос регламентировало в том же ключе. «Буде крепость или иное какое место приступом взято будет, то никто в то время грабить или упиваться не должен, покамест осадные неприятельские люди оружие отложат… и указ дан будет к получению добычи. А кто сие преступит, такого безо всякой милости казнити смертию» – таково требование п. 47 Уложения, п. 16 гл. VIII Краткого артикула и п. 106 Воинского Артикула. С одной стороны, эта норма указывает на существовавшую проблему утери контроля над ворвавшимися в город войсками; с другой стороны, подразумевает, что «позволение к грабежу» (в формулировке Артикула 106) от командования являлось нормой. Схожие требования касались грабежа во время полевого сражения – там это было особенно актуально, поскольку бросившиеся за поживой в разгар боя войска становились легкой добычей для контратакующего противника. Таким образом, грабеж был разрешен в той мере, в которой не вредил делу.

По-видимому, требования артикулов не сработали при взятии оставленного и подожженного шведами Гельсингфорса. В качестве реакции на произошедшие тогда инциденты Петр написал 12 мая 1713 г. в инструкции М.М. Голицыну и в указе полковникам П. И. Островскому и И. фон Менгдену: «Чтоб никто для грабежу без указу не ходил (как вчерась было), но были б все в строю. А кто послан будет во время пожарное для гашения – и тем толко гасить, понеже в такой расстройце может неприятель напасть и, отчего Боже сохрани, беду нанесть. А когда будет свободный час, тогда будет повелено брать, – тогда б брали. И для того ныне всем, как афицерам, так и рядовым, объявить: ежели кто сие преступит, кажнен будет смертию, как салдаты, так и афицеры. А буде афицер спустит салдатам, також кажнен будет»[1425].

Пункт 98 Уложения гласил, что захваченные в крепости запасы пороха, артиллерии и прочие казенные склады, так же как общественные хранилища провианта подлежали сохранению, их следовало «беречь безо всякого противного отъема» как государеву собственность. (Краткий артикул, п. 17 гл. VIII, добавлял к списку общественной добычи колокола.) Артикул 112 позднее уточнял, что после учета централизованной добычи остальное (очевидно, частные хозяйства) отдавалось войскам; десятая доля при этом выделялась больным солдатам. Здания и жителей, получивших пощаду, нельзя было ни грабить, ни уничтожать. Даже взятые с боем строения без указа запрещалось ломать.

Любопытная коллизия описывалась в п. 104 Уложения: любая вещь, захваченная неприятелем и отбитая позднее чем через час, считалась законной добычей того, кто ее отобрал у противника (т. е. не подразумевалось, что эту вещь возвращали ее прежнему хозяину – своему или союзнику). В Артикуле 1716 г. (п. 111) срок владения неприятелем как условие действия этого правила был увеличен до 24 часов.

Высшие офицеры должны были урегулировать конфликты, «когда при раздании добычи замешательство, ссоры или брани учинятся» (п. 102 Уложения). При этом командиры не имели права отнимать у своих подчиненных законную («по правде взятую») добычу (п. 103).

Традиционное для всех европейских кодексов правило о пощаде женщинам, старикам и детям при взятии города содержится в Кратком артикуле (п. 6 гл. II) и в Артикуле (п. 105). Запрет на разграбление церквей, школ и госпиталей во время штурма появился лишь в Артикуле (п. 104), где эта норма заимствована из имперского, датского и голландского кодексов. В Уложении эта ситуация не упоминается, а в Кратком артикуле содержится запрет на кражу из «церквей, богаделен и прочих святых мест» без привязки к штурмам (п. 4 гл. IV). В «Боевом постановлении» Ф. М. Апраксина к штурму Выборга было специально указано, что «ежели Бог всемилостивый допустит до взятия крепости, смотреть тово накрепко, чтоб женского полу и малых младенцев и духовного чину не убивать», а по взятии города чтобы «грабительства никакого не чинили»[1426].

В Уложении признавалось, что «от безмерного пьянства великие бедства приключаются», поэтому как офицерам, так и солдатам следовало не только воздерживаться самим, но удерживать и не подговаривать других. Хотя состояние опьянения при совершении «злодейств и безделий» считалось привычной отговоркой, Уложение назвало пьянство отягчающим обстоятельством (п. 73). Смертью или жестокой казнью с изгнанием из чина и из полка, согласно п. 74, наказывался тот, кто напьется перед боем или приступом.

Оба документа являлись компиляцией и переводом западных текстов, поэтому описываемые в них ситуации можно считать универсальными для европейских армий. Однако в Кратком артикуле упоминается один момент, который можно отнести к национальной специфике. Сложно сказать, насколько эта черта была близка к действительности, но барон Гизен посчитал необходимым ее отметить. «Кто смрадными и особливо злобственными словами, которые у русаков гораздо суть в употреблении, своего подобного будет бранить, то бы у оного явно просил прощения…» (п. 9, гл. II). «Понеже скверные слова великое попущение к прелюбодейству подают, то оные купно с скверными песнями имеют быть наказаны» (п. 2, гл. III).

Риго, Жак (Rigaud, Jacques) (1681–1754).

Разграбление города. Фрагмент.

Франция, 1732 г.

Anne S. К. Brown Military Collection Барселона, столица Каталонии, взята штурмом после годичной осады. Французские и испанские солдаты предаются грабежам и насилию, а их командиры велят бить барабанщикам отбой, чтобы прекратить беспорядки в городе.

Возвращаясь к вопросу о военной добыче, приведем рассуждения де Билля из его «Комендантского зерцала»; они представляются наглядной иллюстрацией того, что считалось справедлимым по крайней мере во Франции в первой половине XVII в., впрочем, и Вердмюллер в конце века считал эти калькуляции разумными. После нападения на неприятельское место, «учиня грабеж и взяв что попалось», отряд возвращался в свой город. Всю добычу собирали в одном месте и продавали с аукциона на рынке, занимавшийся этим сержант-майор забирал себе по одному солю с каждого ливра. Пленников также учитывали в общей кассе по размеру выкупа, который они за себя обещали. Из общей выручки компенсировались потерянные в походе лошади, лечились раненые. Затем вся выручка делилась между всеми участниками предприятия – и сражавшимися, и грабившими, и стоявшими в караулах. Комендант города, вне зависимости от того, командовал ли он отрядом фактически, мог забрать десятую долю, если был «честным», а менее скромный брал восьмую или даже шестую. Рядовой кавалерист получал одну долю, унтер – две, прапорщик – три, лейтенант – четыре, капитан – шесть. Проводник отряда получал на две доли больше, чем ему полагалось по своему чину. Если в отряде была и пехота, то ее солдаты и офицеры довольствовались лишь третьей частью по сравнению с рейтарами; такая несправедливость объяснялась тем, что кавалеристы должны были содержать лошадь, а часто конюха и слугу, к тому же в принципе жалованье их было выше, чем у пехотинцев[1427].