Цивилизация. Новая история Западного мира - Роджер Осборн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце XVIII века земля в Британии начала превращаться из предмета феодальных отношений в предмет коммерции. Огораживание общинной земли тем или иным способом происходило во всех европейских странах, однако только на английской почве доступ к землевладению получили люди с капиталом, что послужило серьезным стимулом для начала инвестиций в сельское хозяйство. Землевладение стало тем элементом формально легализуемой системы прав собственности, который, по крайней мере в теории, затрагивал всех. Еще одним катализатором экономической активности явилось возникновение таких понятий и инструментов, как акции (паи), векселя и патенты. — они вовлекли в собственнические отношения более широкий круг людей, которые пополняли постоянно растущий купеческий класс.
После того как сформировалась достаточно многочисленная прослойка людей, имевших на руках ликвидные активы, следующим по логике условием промышленного прогресса было наличие стимулов и возможностей для вложения этих активов не в земли или торговлю, а в реальное производство товаров. В Британии это условие оказалось соблюдено, и на то было несколько причин. Во–первых, в Британии имелось достаточно сырья для увеличения производственной емкости — ископаемого топлива и железной руды вблизи судоходных рек. Уголь из бассейнов Дарема и Нортумберленда грузили на каботажные суда, которые далее доставляли его в промышленное сердце Англии по речным системам Тайна, Уира, Тйса, Хамбера, Трента, Темзы и Северна, а месторождения в йоркширском Уэст–Райдинге, Ланкашире и центральных графствах снабжали местные производства напрямую. Объем угля, переправляемого из Ньюкасла и Сандерленда ежегодно, в 1700 году составлял 500 тысяч тонн, к 1750 году показатель вырос до 1,2 миллиона тонн, а к 1800 году — до 2,2 миллиона тонн. Железную руду добывали в Ист–Кливленде, долине Тайна, Линкольншире и прочих местах. Конвертация этих ресурсов в способную к самовоспроизводящемуся росту индустриальную экономику требовала непрерывного развития технологий и серьезных вложений. Мы часто понимаем под технологическими инновациями новые изобретения и открытия, но на том этапе гораздо большую важность имели новые методы организации труда.
Начиная с бронзового века повсюду в Европе ремесленники изготавливали продукцию либо у себя дома, либо в мастерской. В Средневековье городские ремесленные промыслы находились под жестким контролем гильдий, однако в XVIII веке кустарное производство переместилось в сельскую местность, где издержки были куда ниже городских. Ремесленник, работающий на дому, как часть производственной цепочки представлял минимальный риск для мастера, но по мере увеличения спроса надомная система стада все хуже и хуже справляться с задачей. Механические усовершенствования требовали квалифицированных работников, однако мастера неохотно шли на то, чтобы ставить дома у подчиненных еще одну прядильную машину или ткацкий станок. Единственным решением проблемы было привести работника к машине.
В 1771 году Ричард Аркрайт и Джедедайя Стратт построили в Кромфорде, графство Дербишир, первую ткацкую фабрику на водяной тяге; так родилась фабричная система. Отныне сумма экономии от эффективного расходования энергии перевешивала сумму вложений, необходимых для строительства и оснащения огромных зданий, и риск будущих спадов на рынке. Водяная энергия использовалась людьми еще с XII века, но на фабрике одно водяное колесо могло приводить в движение сотню машин —рудодробилки, грохоты, прялки, ткацкие станки, пилы, скручивающие роллеры, даже подъемники. Начиная с 1800 года, благодаря сотрудничеству Джеймса Уатта и Мэтью Боултона, пар начал вытеснять воду в качестве основного типа промышленной энергии; однако принцип оставался тем же: энергия из одного источника.
Хотя фабрика как место концентрации производства кажется явлением вполне логичным и осмысленным, оно не имело бы смысла вне рамок экономической системы, которая складывалась в тот момент в Британии. Пойти на крупномасштабные вложения в здания и машины в ожидании долгосрочной прибыли мог только особый класс людей — людей, имеющих под рукой достаточно свободного капитала и готовых участвовать в предприятиях нового типа. Инвестиции в одиночные мореплавания или плантации осуществлялись на протяжении столетий; инвестиции в промышленность требовали не желания быстро вернуть деньги, а солидной уверенности в будущем.
Фабричная система изменила порядок отношений на рабочем месте, а также характеристики самого места. Дисциплина, соблюдение сроков и усердие перестали быть добровольно принимаемыми стандартами и превратились в условия найма. Рабочим по–прежнему платили сдельно, однако, чтобы исключить простой машин, хозяева максимально растягивали рабочий день. Многие фабрики были настоящим адом — там царили грязь, сумрак и неимоверный шум; но немало было и таких, которые представляли собой подлинное архитектурное чудо — тщательно спроектированные, чтобы обеспечить полноценный доступ света и воздуха и условия для сотрудничества и нормального общения рабочих. Несмотря на то, что надомный труд в период промышленного роста Британии сохранял значение на удивление долго, фабрика воплощала суть индустриализации — не как техническая система, не как экономический феномен, а как новый образ работы и жизни.
Поскольку фабрики строились там, где было наиболее удобно для промышленной обработки сырья, рабочая миграция стала неизбежной. На территории угольных и железнорудных бассейнов, у вновь обнаруживаемых залежей гончарной глины, в ланкаширских долинах, где водные пути и угольные месторождения сочетались с влажностью климата, благоприятной для хлопкопрядения, там, куда протянулась активно расширявшаяся система каналов, — во всех этих местах индустриальные поселения и города появлялись как грибы после дождя.
Импульс промышленного развития нельзя было удержать без постоянно увеличивавшегося притока рабочей силы — население Британии выросло с 10 миллионов человек в 1800 году до 20 миллионов в 1851 году и до 37 миллионов в 1901 году. Однако рост населения, в свою очередь, мог быть обеспечен только повышением производительности сельского хозяйства. Первая фаза так называемой «аграрной революции» — возделывание новых корнеплодов, таких как брюква и репа, и промежуточных культур вроде клевера — позволила снимать большие урожаи, выпасать больше скота и дольше использовать землю. В середине XVIII века постепенно усиливавшееся огораживание общинных земель, активное дренирование глинистых мест и увеличение размера хозяйств начали положительно сказываться на эффективности сельского хозяйства и объемах его продукции. Земледелие и скотоводство стали отраслями, приносящими прибыль. Рост спроса, который повышал цены, давал возможность фермерам вкладывать средства в покупку специальных удобрений и искусственных кормов для животных, а также стимулировал к дальнейшему осушению неплодородных почв. Британия могла прокормить себя, обходясь все меньшей долей населения, занятого в сельском хозяйстве.
Изменения в хозяйственной системе, которые охватили Британию во второй половине XVIII века, вызвали экономический подъем таких масштабов, которых не видела ни одна другая страна мира за всю предшествующую историю. Обращение земли в предмет коммерческого оборота создало условия для инвестиций в индустриальные процессы, а когда новые предприятия начали приносить солидную прибыль, это расширило возможности для дальнейших инвестиций. Помимо этого, благодаря разнородной социальной структуре и природным богатствам в стране сложилась питательная среда для инновационного развития промышленности. Но если динамика индустриализации сказывалась на хозяйстве Британии благотворно, ее воздействие на жизнь британского трудового населения оставалось примером бесчеловечности на протяжении нескольких десятилетий. Индустриализация обрекла миллионы людей на фактически рабский труд на фабриках и в шахтах. Она загнала когда‑то сельский народ в города, где среди грязи и нищеты ему пришлось влачить жалкое существование с постоянным риском для жизни и здоровья.