Падение, или Додж в Аду. Книга первая - Нил Стивенсон

Гораздо позже, когда ее уже с ним не было, Си-плюс часто смотрел видео тогдашней Мэйв, как она атакует докладчиков неудобными вопросами.

– Я вижу, к чему вы клоните, – говорит она маститому, но туговато соображающему нейробиологу на Екопермоне-4, – но если ваш взгляд примут, означает ли это, что в Битмире я буду безногой? Потому что вы отсканируете мой труп, а ног-то у него нет, верно? Выходит, их не будет и у моей аватары? Калека – он и на том свете калека.

– Я понимаю ваши возражения, – отвечает он, – однако нервы, ведущие к вашим ногам, сохранились. Да, они перерезаны в районе колена. Однако выше они связаны с отделами вашего мозга, отвечающими за моторные функции. И связи эти на месте. Возможно, они частично атрофировались…

– Мне не нравится слово «атрофия», – перебивает Мэйв. – Послушайте, мозг адаптируется. Мой научился обходиться без нижних конечностей. В детстве у меня бывали фантомные боли, теперь их нет. Можете называть это атрофией. Для меня это пластичность. Приспособление. Рост. Эвтропия.

– Называйте как хотите, – говорит нейробиолог. – Эти приспособления, безусловно, отразятся в сканах вашего мозга. И будут правильно смоделированы после загрузки вашего процесса. Что дальше, мы, честно говоря, не знаем. Поскольку не знаем, отчего души в Битмире принимают тот или иной облик. Я просто не могу сказать, какую форму примет ваше тело. Хочу надеяться, что оно разовьет нормальные нижние конечности и научится ими управлять.

Тут Корваллис отводит взгляд от экрана и почти морщится, потому что нейробиолог подставился по-крупному. Но, вместо того чтобы стереть его в порошок, Мэйв с заметным усилием сдерживается и начинает вправлять ему мозги. Вернее, не так. Она скорее думает вслух – впервые формулирует идеи, зревшие со времен ее злополучного стартапа.

– А я надеюсь, что нет, – говорит она, потом, сообразив, что от нее отмахнутся как от крикливой скандалистки, заходит с другой стороны: – То есть я надеюсь на большее, чем вы готовы принять. Именно это я и хочу расширить. Границы. Пределы возможного. У Доджа есть крылья.

– Что?! – Нейробиолог не поспевал за ее мыслью.

– У Доджа есть крылья, – повторяет она. – Мы не знаем, как он их вырастил, потому что в «Провил» увидели его уже с крыльями. У него и у других процессов Маг от нуля до двух странные идиоморфные тела. У некоторых вообще нет тел. Они все загружены со сканов, которые мы теперь считаем низкокачественными. Сканировали только мозг – значит, они фактически обезглавлены? Вот это калеки так калеки! Выходит, им пришлось заново выращивать тела. Выдумывать себя на ходу. Новые процессы основаны на сканах более высокого качества – до самых культяшек, – и вместе с тем мы видим меньше свободы, меньше, если хотите, творчества в формировании тел у процессов Маг три-четыре. Как вернуть эту свободу?

– Свободу… иметь негуманоидное тело?

– Да. Я хочу крылья.

Докладчик нервно косится на кого-то за кадром. Корваллис, смотрящий видео много лет спустя, знает, на кого именно: на двух сотрудников Эла, которые молча слушают дискуссию. Нервничает ученый потому, что Эл создает в Битмире крылатые души – ангелов? И ему, и остальным в зале это хорошо известно. Однако участники Екопермонов предпочитают шушукаться о таком в барах. И только Мэйв нарушает приличия.

– Опять-таки мы ничего не можем сказать наверняка. Согласен, что наблюдается корреляция между высококачественными сканами и более традиционной человеческой морфологией. Значит ли это, что надо сознательно ухудшать сканы? Мне бы очень не хотелось взять останки клиента и отсканировать их не в лучшем доступном качестве. А если данные уже есть? Вы должны предоставить их процессу во всей полноте, вы не вправе утаивать информацию исходя из смутной гипотезы, что таким образом дадите ему свободу отрастить крылья.

– Забудьте про отращивание. Что, если крылья уже есть? – спрашивает Мэйв.

– Не понимаю вас.

– Нейробиологически. Если мозг так настроен, что «знает» о своих крыльях?

– Нельзя ли подробнее? Все это очень интересно, но я абсолютно не понимаю, к чему вы клоните.

– Мой мозг исходно был такой же, как ваш. Он считал, что у него есть ноги. Потом их ампутировали. Сперва я чувствовала фантомные боли, потом мозг решил, что ног у меня нет. Если завтра я умру, меня отсканируют и загрузят, мой смоделированный мозг по-прежнему будет так считать.

– Пока вроде все понятно.

– Что, если мой мозг будет считать, что у меня есть крылья?

Нейробиолог с улыбкой разводит руками. На этом разговор заканчивается.

Но после этого Мэйв начала приучать свой мозг к мысли о крыльях.

Дело облегчалось тем, что денег и свободного времени у нее было в избытке. Системы виртуальной реальности к тому времени достигли неимоверной реалистичности. Мэйв наняла команду программистов и спецов по аэродинамике, изучающих полет птиц. В акробатической школе неподалеку от Боинг-Филд они создали специальный тренажер. Там Мэйв висела в обвязке из многочисленных тросов, которые подтягивались и ослаблялись так, чтобы она «летала» в воздухе. VR-гарнитура на глазах показывала соответствующие картинки, а главное, движущиеся крылья, которые Мэйв видела, когда поворачивала голову вбок. Сенсоры в той же гарнитуре принимали слабые сигналы ее мозга. Аналогичные системы были созданы годами раньше; они позволяли парализованным управлять инвалидной коляской либо механическими конечностями. Мэйв, разумеется, прочла все статьи о переменах, которые происходили в мозгу пациентов по мере освоения этих систем. Существовали процедуры и препараты для усиления нейропластичности. Она перепробовала их все, что привело к заметным изменениям в ее личности. Для Корваллиса это было тяжелое испытание. Когда он сетовал, что она становится другим человеком, Мэйв резко отвечала, что именно этого и добивается. Дальше стало хуже. Он выслушал много неприятного об их первой встрече в Моаве и о ее давнем невысказанном подозрении, что с той историей не все чисто. У него пунктик насчет безногих? Си-плюс с чистой совестью ответил, что нет. А насчет слабых женщин, которых надо спасать? Тут отпираться было труднее.

Так что он сдал назад и перестал делиться опасениями по поводу ее экспериментов. А от них и впрямь захватывало дух. Это была не столько традиционная наука, сколько арт-проект. Однако известны примеры, когда искусство прокладывало новые пути для науки. Под видом искусства Мэйв довела свои эксперименты до того, что ученые на Екопермоне согласились взглянуть, как она «летает» в смоделированной среде, и посмотреть визуализацию того, что происходит в ее мозгу.

Люди Эла с самого начала отнеслись к ее исследованиям очень внимательно. Не раз, берясь за новое направление, Мэйв обнаруживала, что ученые из Зелрек-Аалберга его уже застолбили. Удивляться не приходилось. В жизни Элмо Шепард не был фанатом морфотелеологии. А в смерти его окружало ангельское воинство.

Конец Книги 1