Бремя прошлого - Элизабет Адлер

Джек опрокинул себе в рот остаток виски и с громким стуком поставил стакан на крошечный стеклянный кофейный столик.

– А это уж не ваше дело, вы, старая сплетница, – прорычал он.

Совершенно неожиданно приглаженная маска красавца исчезла, и перед нами предстала подлинная сущность Джека Векслера. Это был грубый уличный драчун, научившийся скрывать свою мелкую душонку, используя для этого внешнюю привлекательность и обаяние. И я пожалела женщину, у которой хватило ума связать с ним свою жизнь.

Джек был алкоголиком, и теперь весь этот эгоцентричный, скрытый мир, созданный им для себя, был готов рухнуть, и он впал в панику. Я почти чувствовала исходивший от него запах этой паники, как чуют собаки, и, улыбнувшись ему самой бесхитростной из своих улыбок, спросила:

– Господии Векслер, это вы убили Боба О'Киффи?

– Вы в своем уме? – завопил он, мгновенно вскочив на ноги. Он шагнул к Шэннон, но Эдди обхватил его за плечи, готовый к защите, и разъяренный Джек только угрожающе посмотрел на него.

– Как вы можете обвинять меня в его убийстве? – кричал он с побагровевшим от ярости и страха лицом, – Согласен, я нехороший человек, но, черт побери, я не убийца!

Джек резко повернулся, подошел к бутылке и налил себе еще один стакан. Руки у него тряслись, и я подумала о том, как много он, наверное, выпил за месяцы после смерти Боба. Но поняла, что он говорит правду. Джек заботился только о том, как выглядит в глазах других, это исчерпывало все его помыслы. Он был позером. Отсюда и его роскошный дом в престижном квартале, и дорогая коллекция картин, и кричащие автомобили. Джек являл собою лишь фасад, лишенный всякого существенного содержания. По какой-то пока непонятной мне причине он думал, что сможет безнаказанно обворовывать свою компанию, что никогда не попадется. Он сделал это для того, чтобы покупать свою экстравагантность, утверждать собственное «я», свой имидж. Но чтобы он убил… думаю, что нет. Перед нами был человек, боявшийся попасть в тюрьму за мошенничество, но не за убийство. Со вздохом сожаления я поднялась, собираясь уйти.

– Вы, разумеется, вор, господин Векслер, – непринужденно проговорила я, не желая быть грубой там, где была гостьей. – И теперь, глядя на ваш особняк и на всю вашу немалую собственность, вам придется задуматься над тем, стоила ли овчинка выделки. Интересно, сколько лет дают за кражу в крупных размерах? – спросила я Шэннон. – Или это будет расценено как мошенничество?

Я, улыбаясь, пожала плечами.

– Но уж это решать судье. А нам следует попрощаться и отправляться в дорогу.

Джек метнул на меня злобный взгляд и просительно обратился к Шэннон:

– Дорогая, я знаю, насколько вы чутки. Верьте мне, я горько оплакивал вашего папу. Мы столько лет проработали вместе. Он был моим другом. Как вы могли поверить, чтобы я украл у него хоть самую малость? Клянусь вам, это неправда.

Джек употребил все свое обаяние, обращаясь к Шэннон. Даже облик его преобразился: он снова был стройным, привлекательным, хорошо одетым мужчиной с таким намеком на порочного юнца, до которых так падки некоторые женщины. Но не Шэннон.

Он положил руки ей на плечи, притянул к себе, заглядывая глубоко в ее глаза, и я заметила, как ощетинился и собрался Эдди, готовый ударить его при первом сомнительном движении.

– Не прикасайтесь ко мне, – отрезала Шэннон таким ледяным голосом, что он содрогнулся. – И ничего мне не говорите. Вы обманули моего отца и, насколько я понимаю, застрелили его, когда он открыл обман. Вы уничтожили этого прекрасного человека, и даже если не убили его самого, то убили все, ради чего он работал. Его фирму и его доброе имя.

Мы вышли из комнаты, не попрощавшись.

– Итак, остался только один – заметил Эдди, – Джейкей Бреннэн.

Шэннон вздыхала на обратном пути в «Ритц-Карлтон».

– Бреннэн был единственным, кому я верила, когда он выражал мне свои соболезнования. Единственным, кто мне помог. У меня все еще не тронута его кредитная линия в пятьдесят тысяч долларов, гарантированная им банку. Я до сих пор не могу поверить, что он участвовал в этой краже. Из них он один был больше всех обязан папе, и слова его доходили до самого моего сердца.

Мы узнали, что Джейкей живет у себя на ферме в Монтуке. Шэннон сообщила ему по телефону о том, что мы приедем. Я считала, что внезапность – всегда самое хорошее оружие, и была против этого звонка, но она сказала, что путь туда долог, и было бы обидно прокатиться к нему зря. Я, было, подумала воспользоваться коммерческой авиалинией, но у Шэннон был другой план.

– К моему двадцать первому дню рождения отец научил меня управлять самолетом, – сказала она, самоуверенно улыбаясь, – и сегодня вашим пилотом буду я.

Мы арендовали самолет – приятную маленькую красно-белую четырехместную «сессну», – и, надо сказать, Шэннон управлялась с нею превосходно. Эдди сидел впереди, рядом с нею, а я с задних сидений в волнении смотрела в окно на зелено-голубые просторы, по которым проплывали светлые пятна от солнца и тени от облаков. Я была рада тому, что Бриджид не полетела с нами. Иначе она все время перебирала бы свои четки, крестилась и нервировала бы нас всех при виде этой девочки за штурвалом самолета. И я надеялась, что она не промотает накопленные за всю ее жизнь сбережения в бурном увлечении покупками.

Джейкей ожидал нас на небольшом аэродроме, он выглядел точно так, как его описывала Шэннон: среднего роста, коренастый, с гладкими, зачесанными назад каштановыми волосами и с мягкими карими глазами за очками в золотой оправе. На нем были хорошо выглаженные джинсы и синяя рубашка с закатанными рукавами: Но даже за рулем своего «Лендровера» он выглядел неуклюже, как человек, которому больше пристало бы сидеть за письменным столом. Трудно найти слова для описания Джейкея Бреннэна. Я догадывалась, что он человек, живущий в строгом соответствии с собственными правилами поведения, – я знаю людей такого типа: они готовы разлететься на куски, лишь бы не выходить за эти рамки. Бреннэн оказался более чем любезен – был по-настоящему гостеприимен и чрезвычайно почтителен с Шэннон. Не проявил ни малейшей фамильярности: пожал ей руку так же официально, как мне и Эдди, и как хороший хозяин рассказывал о достопримечательностях, мимо которых мы проезжали по пути на его ферму, стоявшую на берегу залива Лонг-Айленд.

При виде его ранчо я улыбнулась. Оно было больше похоже на ирландскую ферму, чем на американскую. Пара огороженных полей, тщательно возделанный участок под овощами, немного цветов и низкий белый дом, вцепившийся в участок земли в постоянном страхе перед готовыми снести его атлантическими штормовыми ветрами.

– Здесь нет ничего особенного, – извиняющимся тоном заметил Джейкей, – но это превосходное место, где можно укрыться от крысиной гонки.

– Убежище, – тихо заметила Шэннон, и они улыбнулись друг другу, вспомнив о том, как он когда-то предложил ей этот дом именно по этой причине.