История Персидской империи - Альберт Олмстед

А в это время осенью 395 г. до н. э. Агесилай переправился через реку Каиак, пограничную с сатрапией Фарнабаза, и предложил мисийцам присоединиться к вторжению. Земли тех, которые отказались, были разорены. Но пока он шел по трудной дороге через гору Олимп, местные жители напали на его арьергард, и пришлось вести переговоры о новом соглашении, чтобы получить проводников в Большую Фригию. У реки Сангарий его встретил Спитридат, который был теперь его союзником. Самое укрепленное поселение во Фригии Львиная Голова оказало сопротивление. Мы не удивляемся, когда видим его современный вариант Афион Кара Хиссар, Замок черного опиума, на одинокой вулканической скале, отвесно поднимающейся на равнине. Старая столица Фригии Гордий, защищенная укреплениями, построенными при Рафамесе, выдержала шестидневную осаду. Затем Спитридат повел армию в Пафлагонию, где был заключен союз с царем Отисом, преемником Кориласа, который не подчинился царскому приказу явиться в Сузы и с 400 г. до н. э. был фактически независимым. От Отиса Агесилай получил тысячу конников и две тысячи легковооруженных воинов; он также присутствовал на идиллической свадьбе юного царя с дочерью Спитридата.

Близилась зима, и Агесилай решил отступить. Десять дней войска в наказание грабили мисийцев в Киусе, после чего он прошел через геллеспонтийскую Фригию мимо Стены Милета и по долине реки Риндак к зимним квартирам у озера Даскилей. На его берегу находилась крепость, защищавшая дворец сатрапа, в котором сохранился интересный барельеф того времени.

Перед окном или нишей с тройной рамой и выпуклым орнаментом стоят два жреца, бородатый старец и его молодой коллега. У обоих поверх туники надеты меховой плащ и заметно широкие штаны. Голову каждого не только покрывает башлык, но и закрывает им рты, чтобы священный огонь не был осквернен человеческим дыханием. В левой руке каждый держит пучок священных ветвей, а правая рука поднята в молитве. Баран и бык, которых вскоре должны принести в жертву, подняли голову над оградой загона, куда их привели. Такая сцена не могла бы быть обнаружена в Персеполе, она иллюстрирует религию IV в. до н. э. в том виде, в котором она представлена в Яштах того времени, Ясне семи глав и других Яснах в прозе Авесты. Она также показывает контакты с греками, что видно из конфигурации оконных рам, изображения глаз в профиль, несимметричных складок одежды и сходящихся линий загона, которые исчезают на заднем плане как в перспективе.

Здесь также были парки для охоты, полные диких зверей. Рядом протекала река Одрисес, полная разной рыбы. Здесь в изобилии водились промысловые птицы, а вокруг располагались деревни с богатыми запасами зерна.

Единственным недостатком этого буквально рая было то, что фуражирующие команды часто подвергались нападениям конницы и боевых колесниц. Однажды, например, Спитридат обнаружил врага в большом селении Коэ. Гериппидас взял лагерь на заре с большой добычей, и Фарнабаз, боясь попасть в окружение, искал пристанища то в одном месте, то в другом, как кочевник, прячущий места своих стоянок. Затем Гериппидас совершил ошибку, лишив Спитридата и его пафлагонийцев их доли награбленного. Вся армия выступила из лагеря в Сарды, где почувствовала себя в безопасности с Ариэем, который сам поднял восстание против великого царя. Потеря пафлагонийцев изменила ситуацию. При посредничестве общего друга Аполлофана из Кизика царь и сатрап встретились, и Агесилай согласился уйти из сатрапии Фарнабаза.

Весной 394 г. до н. э. перемирие, заключенное с Титраустом, закончилось. Поэтому Агесилай, как и обещал, отступил и разбил лагерь у святилища Афины Астирены на Фиванской равнине, где он начал собирать новое войско. Он мечтал о более глубоком вторжении на полуостров до Каппадокии, когда внезапно он был отозван.

Агесилай обнаружил для себя слабость персидского владычества, неверность сатрапов и стремящихся к независимости местных жителей покоренных стран. Он не мог воспользоваться своими знаниями, так как уже давно персы сами обнаружили еще более пагубную слабость греков. В своей резкой эпиграмме Агесилай справедливо заявил, что он был изгнан из Азии десятью тысячами царских лучников; он имел в виду не Десять тысяч Бессмерных, а монеты с изображением царя-лучника!

Оставалось показать, что огромный расход человеческих жизней и денег в войне за освобождение привел к краткому знакомству с чужеземными странами и народами. Человека, изучающего историю Греции, вполне можно извинить, если он торопливо пропустит эту непоучительную главу. Для историка Персидской империи эта глава почти в такой же степени непоучительна, но фактически каждый абзац относящихся к этой эпохе греческих источников добавляет нам знаний о Востоке того времени. Деловых клинописных документов уже нет; своими рассказами об опустошенных полях и разграбленном имуществе в течение бесконечных войн и частых восстаний греческие источники объясняют, почему перестали писать деловые документы.

Враги Спарты в Европе с радостью приняли 50 талантов, привезенные Тимократом, и потратили их на войну. Потенциальный Агамемнон должен был довольствоваться ничего не давшей победой при Коронее (город в Беотии, где в 391 г. до н. э. Агесилай одержал победу над фиванцами. — Пер.) и ожидать упадка Спартанской империи. Конон добрался до морского побережья при поддержке бездонных ресурсов персидского золотого запаса и соединился с Фарнабазом. В августе 394 г. до н. э. их корабли, укомплектованные финикийскими и греческими моряками, сокрушили спартанский флот у берегов Книда и тем самым вернули Персии господство на море; знаменитая Могила льва в Книде знаменует эту победу. Гарнизоны, оставленные Агесилаем, были бесполезны. Конон и Фарнабаз плавали вдоль побережья, «освобождая» целый перечень азиатских городов Азии от их спартанских «освободителей». Были введены демократические формы правления, так что после долгого перерыва Афины и Персия возобновили свою обычную дружбу. Лишь сопротивление Абидоса и Сестоса омрачили конец года.

Из Азии Фарнабаз и Конон повернули в Европу. Темной ночью перед рассветом битвы при Саламине, когда войска персов достигли Коринфского перешейка, афинский флот заставил отступить персидский флот. Восемьдесят лет спустя персидский флот впервые опустошил Лаконию (ном в Греции, в южной части Пелопоннесского полуострова. — Пер.) под руководством афинян. Персидский гарнизон угрожал пелопоннесцам с близлежащего острова Китера. Фарнабаз дал денег союзникам, собравшимся в Коринфе, и возвратился на родину, а в это время Конон восстанавливал стены Афин на 50 талантов, используя в качестве рабочей силы моряков, предоставленных ему сатрапом. Греческие города в Азии присоединились к Афинам, мечты которых об империи начали возрождаться (393 до н. э.).

Во время отступления Десяти тысяч Тирибаз, будучи сатрапом Западной Армении, заключил с ними вероломный договор. Его почетной обязанностью было подсаживать на лошадь своего царственного господина. В 392 г. до н. э. его повысили, назначив на непростую должность сатрапа Сард, командующим приграничными боевыми действиями. К нему явились две делегации: одну возглавлял спартанец Анталкидас, а другую — афинянин Конон; были посланники также из Фив, Коринфа и Аргоса. Тирибаз объявил мир, который пожелал даровать царь, важной частью которого был уход греков из Азии. Анталкидас заявил, что спартанцы с радостью уступят Азию, если жители островов и европейские греки останутся независимыми. Столкнувшись с этим полным изменением политического курса со стороны спартанцев, которое явно выдавало лицемерие прежних притязаний на «освобождение», афиняне твердо ответили, что не примут мирный договор, в котором будет записано, что греки, живущие в Азии, находятся в царских владениях. Тирибаз понимал, что этот ответ подразумевает возобновившиеся претензии Афин на создание конкурирующей империи, и посадил Конона в тюрьму, как провинившегося перед Персией. Втайне он дал Анталкидасу денег на строительство спартанского флота, который играл бы роль противовеса.