Мой злодей. Книга 1 - Мария Власова

— Анри? – слегка растерянный голос, который я вспомнил тут же и с удивлением обернулся.

Вот так она выглядит? В моей памяти она казалась старше и красивее что ли? Далека от понятий стандартов красоты, кости не торчат, ключицы не выпирают от почти болезненной худобы. Обычная девушка, хотя, судя по взгляду и мелким морщинкам у глаз, скорее уж женщина. Таких на улицах столицы пруд пруди, чем она отличается от всех прочих? Почему она снится мне в тех немногочисленных снах, которые с её появлением перестают быть кошмарами? Что в ней такого особенного, что каждый раз, когда она исчезает, я чувствую себя так, словно потерял самого близкого человека?

– Да что у тебя опять стряслось? – закричала она зло, и я, кажется, понял, почему она настолько уникальна для меня. Бутылка выскальзывает из моих рук, а эта святая, моя фантазия и самый сладкий сон хватает меня за рубашку, и мы вместе падаем на крышу.

Настоящая, она реально настоящая! Мягкая, теплая и пахнет книгами и гарью. Но тогда почему, почему она появилась сейчас? Потому что я расстроен? Я ведь не собирался прыгать, обещал же ей больше так не рисковать. Она не отвечает на мой вопрос, наоборот колко задает свой, не менее интересный. Почему, когда она появляется, со мной случается что-то плохое? Наверное, потому, что хорошего со мной давно не случалось. Что вообще хорошего было в моей жизни? Разве что эта угрюмая грубиянка, что ведет себя так, будто бы всю жизнь меня знает. А что если так? Я помню ее с детства, точнее не совсем помню… всего лишь образ, а черты лица сейчас такие четкие, как и голос с легкой хрипотцой, обычно не свойственной девушкам. Она и правда та, кто спасала меня столько раз?

— А ты знаешь ещё одну дуру, что будет спасать тебя? – прямо и безжалостно отвечает, пытаясь вырваться. Действительно, кто кроме нее стал бы меня спасать?

Она такая, как я помню: колкая, суровая, но в то же время добрая, справедливая и какая-то родная. В ее действиях и словах куда больше заботы, чем я видел от родной матери и тем более отца. Я скучал по ней, по тому спокойствию, что дарит ее простое присутствие.

Ее волосы пахнут гарью, и сейчас, когда я уже повзрослел, она кажется не такой сильной, как я думал в детстве. При этом в ней чувствуется какой-то стержень, что-то, что заставляет меня, словно маленького ребенка восхищаться ею. Затем беспокоиться и даже бояться, что она может исчезнуть в любую секунду. Понимаю, что зашёл слишком далеко в своем желании удержать ее, когда сдавил ее запястье слишком сильно, и она вскрикнула. Гримаса боли искривила ее лицо и больно резанула меня внутри, заставляя ощутить её боль, как свою собственную. Ну же, очнись! Я пугаю ее, как и себя. Сердце так надрывно стучит под ее изучающим взглядом, и мне с трудом удаётся объяснить ей и себе причину, по которой я хочу ее держать хотя бы за руку. Ее взгляд перестал быть таким нравоучительным, черты лица смягчились, и она зачем-то отвернулась, предлагая свою руку. От этого, по-детски невинного прикосновения, по телу пробежались мурашки, пробуждая совсем не детское влечение. Очевидно, что ее появление взбудоражило меня во всех смыслах этого слова. Алкоголь, быть может, ударил в голову? Тем временем странные посиделки на крыше рядом с моей фантазией продолжились.

— Рассказывай, что у тебя опять случилось? – спросила она так, словно прошло не несколько лет, а дней. Как будто она – мой старый друг, который готов выслушать и помочь, что бы я ни попросил.

Мы даже разговариваем как старые друзья, точно знаем друг друга тысячу лет. Она ругает меня за то, что выпил, будто бы я все ещё ребенок. Интересно настанет ли день, когда она появится, и уже я буду с ней говорить таким же поучительным тоном старшего? Что, если я проживу много лет, а она останется такой же? Что если, она не появится больше? Зачем мне желать, чтобы она осталась?

— Из-за любви? – спрашивает она, и я дергаюсь в ее сторону. То есть и об этом она знает? Есть хотя бы что-то, что она обо мне не знает? Ведь даже я не уверен, что чувствую к ней.

— Ты знаешь? – обескураженно спрашиваю, чувствуя несвойственное мне смятение.

— Что, правда? Только не говори, что великого, незабвенного и самоуверенного Анри Эзефа отшила девушка? – по-детски непосредственно смеется она, и я впервые на нее злюсь. В каком это смысле отшила?! Это она меня отшила?! Неправда, и я вообще ни в чем ей не признавался! Это такой намек, чтобы даже не пытался? Ее смех вызвал двойственные чувства, с одной стороны разозлил, ибо смеется она надо мной, с другой – она раньше не смеялась. И, Темный побери, какая у нее красивая улыбка…

Из чистого упрямства прошу ее перестать смеяться, но ее следующий вопрос ввел меня в небольшой ступор:

— Она хоть живой осталась?

Вот дурочка, она даже не поняла, что я ее имел в виду. Тоже мне всевидящая святая, дальше своего носа не видит. Хотя, что я возмущаюсь, сам влюбился в свою полоумную фантазию, а она ржет, потому что меня, видите ли, девушка отшила! Женская логика в действии, мне ее не понять.

— Как-то раньше ты добрее была, что ли, – уколол ее, когда она совсем не по-взрослому принялась хохотать. Прилетевший мне в ответ подзатыльник несколько выбил дурь из моей головы.

Какая любовь? Что за бред, я даже имени ее не знаю. Ей не нравится, когда я называю ее святой или теткой, а в ответ на самый банальный вопрос она говорит, что не помнит. Как можно не помнить собственное имя? Но такой простой вопрос оказался слишком сложным для нее. В первое мгновение, когда с криком она снова повторила, что не помнит и уткнулась лицом в колени, я растерялся. Впервые за долгие годы мне захотелось кого-то поддержать, защитить и успокоить. Пусть будет просто моим другом, мне и этого хватит.

— С каких это пор ты так много обнимаешься? – спрашивает, явно смутившись. Вот не думал, что могу смутить свою фантазию простыми объятиями.

— Это исключительно с тобой, – признался ей и себе. Будь на ее месте любая другая, я бы не доверился ей, не пожалел. Это действительно невозможно для меня.

Ее желание сменить тему меня обрадовало, так хотя бы глупостей не натворю. Пришлось рассказать ей о своей проблеме с девушкой, если соплячку-отравительницу можно назвать девушкой, конечно. При ее упоминании о большом опыте в любовных делах внутри что-то противно зашевелилось, похоже, я ревную. Особенно от того, как легко, играючи она советует мне, как соблазнить навязываемую мне пигалицу. Ей что все равно? Абсолютно плевать на то, что графиня хочет женить меня на ком-то?

Пожалуй, ее больше волнует моя безопасность, чем чувства. Ощущаю себя глупцом, когда она возмущается моими словами о графине. Я уже не в том возрасте, чтобы позволять женщине себя бить, но у графини достаточно приспешников, поэтому, как бы много я не тренировался, ничто не спасет меня от удара в спину. К тому же о моей главной слабости графине хорошо известно. Точнее об одной из слабостей, вторая в данный момент решила то ли меня побесить, то ли реально научить меня ухаживать за девушками. Сколько, по ее мнению, мне лет? Пятнадцать что ли?!

Я не хотел, правда, пытался остановиться, но как можно остановиться, смотря на ее радостную улыбку или четкие очертания холмиков груди, округлых бедер и заметных, сжавшихся от холода сосков под тонкой тканью платья. Она касается рукой моей щеки так нежно, и то ли моё расшалившееся воображение, то ли под воздействием алкоголя я принимаю это почти невесомое прикосновение за чистую монету. Соблазн слишком велик, прижимаю ее к себе и целую, прежде чем понимаю, что не должен был этого делать.