Игра - Фарит Маратович Ахмеджанов

Сама дорога шла прямо, никуда не сворачивая, холмы практически кончились — по ее сторонам протиралась бескрайняя равнина. Хотелось бы называть ее степью, но мешало малое количество травы, каменистая почва и часто встречающиеся дубовые рощи. Они разнообразили пейзаж и позволяли Калею, по его словам, отличать один день от другого.

Раина каждый вечер брал в оборот Стальф. Обучал салайской гимнастике — она включала в себя довольно много упражнений с палкой, вращать которую можно было не только перед собой, но и сбоку, и над головой и даже за спиной. Пару раз к ним подходил Пирон, обучал правильному дыханию, и Мирт — тот знал пару, как он выразился, секретных упражнений — довольно хитрых, но не связанных с вращениями. Доводить упражнения до реального боевого применения Стальф строго настрого запретил, но и без них Раин чувствовал, что медленно, но верно учится контролировать и направлять загадочную магическую энергию. Он теперь мог чувствовать ее зарождение — почему-то она шла от пяток, снизу, зарождалась незаметно, но потом вдруг расцветала внутри него, норовя затопить до макушки. Этот момент нужно было точно отследить и решить — выпустить ее наружу или оставить, растворить в себе. Второе было сделать гораздо труднее, но, поупражнявшись, Раин вдруг обнаружил, что сам процесс перемещения энергии по телу может доставлять немалое удовольствие. Пару раз он этому удовольствию отдался, но Стальф это заметил и жестко отругал его — по его словам, этого делать было нельзя. Почему — Раин не понял, но перечить не стал.

Савон, несмотря на усталось, раз или два присоединялся к ним, но — хоть и считался у них волею случая экспертом по колдовству, в делах практических помочь ничем не мог. Хотя вращать палку и делать упражнения навострился едва ли не лучше Раина. Помимо этого он начал учиться работать с мечом — сначала ему давал уроки Павол, но у них не пошло — баланс и конструкция их мечей слишком разнились, так что обучением занялись Гер и Мирт.

Феликс постепенно оттаивал, как и Павол — через два или три дня у них произошло выяснение отношений, после которого они пожали друг другу руки и вроде бы исчерпали конфликт. Феликс снова спал вместе с ними и во многом стал прежним, только чуть более сдержанным и подкалывать окружающих в прежнем стиле не решался, и в серьезные разговоры не вступал. Его тоже учили — Фоли — обращению с топором, а Гонд читал ему бесконечные лекции о том, что должен и что не должен делать гномский наследник престола. Феликс внутренне сатанел, но наружу свои эмоции старался не выпускать. Гер продолжал его демонстративно игнорировать, явно считая виновным в гибели Зорта, что заставляло Фоли сжимать челюсти и сверкать глазами, но в остальном все вернулось на круги своя.

Феликс, в частности, возобновил свои вылазки и стал автором самого яркого открытия этих дней. Вернее, не он, а гномы. Фоли, который никак не мог насытиться лицезрением дороги, обнаружил ее ответвление, пошел по нему и нашел развалины древней виллы.

Вернее, назвать это развалинами было нельзя. Местность никак не менялась, не было ни стен, ни даже разбросанных камней. Был только пустырь, расчерченный неровными рядами какого-то кустарника, похожего на низкий и очень колючий шиповник. Но Фоли, пройдясь по нему и что-то измерив шагами сообщил, что здесь явно виден сохранившийся фундамент и даже набросал план дома.

Остановки Пирон делать не стал, но немного замедлился, это дало Феликсу возможность покопаться в грунте. Он ничего особенного не нашел, только пару черепков, которые его, тем не менее, очень воодушевили.

— Понимаешь, — толковал он на привале скептически настроенному Раину. — Черепок — это в каком-то смысле символ археологии. Люди — не звери, они не умеют есть просто, им нужна посуда. Она их сопровождает повсюду, где бы они не жили. Вся посуда создана руками человека, в отличие от всего прочего. Но при этом она часто бьется, а так как это не самая ценная вещь на свете, то ее выкидывают тут же, на месте. Если на каком-то месте люди живут долго — значит и черепков там будет много. И они сохраняются в земле, и точно маркируют место проживания людей, так как нет природных объектов, которые можно было бы спутать с осколками глиняных тарелок или кувшинов.

— Но ты уверен, что это не галька какая-нибудь?

— Вес, — хмыкнул Феликс. — Подбери любой каменный осколок сходного размера — он будет тяжелее. Гораздо!

— Ну ладно, — согласился Раин. — А кто здесь жил? Гномы, эльфы или люди?

Феликс пожал плечами.

— Не знаю. Давно это было.

— Как я понял, — вступил в разговор Савон. — Это примерно то же самое, что и та башня на входе в долину Могильников? По времени возведения.

— Возможно, — сказал Феликс. — Но мне кажется, что старше. Там хоть камни какие-то остались, правда все старые и в землю вбитые.

— А может надо было получше все обследовать? — спросил Раин. — Вдруг там есть, скажем, подвал. А в подвале — подземный ход. Ну, как в той дыре, что вы нашли? Может это все связано?

— Да нет, — усмехнулся Феликс. — Очень вряд ли. Слишком много лет прошло. Подвал обрушился давно, и яма уже сровнялась с землей. Если б нормальные раскопки организовать — со снятием грунта послойно, с отрисовками, может что-то удалось бы обнаружить. А так…

— Вилла-то большая была, — заметил Савон. Он разглядывал примерный план фундамента, который набросал Фоли. К основному зданию, квадратному, со стороной примерно метров двадцать, примыкало два крыла. — Какой-то местный дворянин жил.

— Так гном или эльф? — снова встрял Раин.

— А кто его знает. Фоли считает, что точно не гномы.

Колдун так и не показывался. То ли шел в своем темпе, то ли вообще свернул — Пирон решил это не выяснять. По прикидкам Стальфа и Калея они шли как раз к Мории, так что, если их первоначальные расчеты верны — разминуться они с колдуном не могли. Если только у того не окажется в запасе еще какого-то трюка. Об этом думать не хотелось.

Через пять дней перешли через большую, но в это время года сильно обмелевшую реку. Стальф сказал, что это, очевидно, Харвелл, что тут он помельче, чем у Тарбада. Моста не было, были броды — достаточно мелкие и удобные, глубоких мест не было. Перешли без проблем, даже успели искупаться.

Пирон часто усаживался перед калеевскими картами —