Наполеон: биография - Эндрю Робертс

на который рассчитывал Наполеон. С наступлением темноты бой угас, обе армии были совершенно измождены. В полночь Беннигсен, оставшийся почти без боеприпасов и узнавший о приближении Нея, приказал отступить. Поле боя осталось за французами.

«Если две армии целый день наносят друг другу ужасный урон, – рассудил Наполеон, – то поле боя остается за той стороной, которая, вооружась стойкостью, отказывается уйти»{1674}. Однако поля боя – это все, что приобрел Наполеон при Прейсиш-Эйлау. Поскольку он не знал, противостоит ему лишь арьергард Беннигсена или вся русская армия, атаки французов были разрозненными и обошлись недешево, а в уличных боях в Прейсиш-Эйлау не было необходимости. Нея вызвали лишь 8 февраля в 8 часов, то есть слишком поздно, поскольку Мюрат в то утро ошибочно известил об отступлении русских. Атака в метель обернулась для Ожеро катастрофой: его корпус пришлось расформировать, распределив солдат по корпусам других маршалов, и этого выздоровевший Ожеро Наполеону так и не простил. Блистательная атака Мюрата, однако, явилась оправданным, но отчаянным шагом, о чем красноречиво свидетельствует участие в ней личной охраны Наполеона. При Прейсиш-Эйлау серьезные потери понесла и гвардейская пехота, выдвинутая под огонь вражеской артиллерии, чтобы скрыть малочисленность французов{1675}.

Это были поистине ужасные два дня. «Мало пленных, много трупов, – вспоминал о Прейсиш-Эйлау Рустам, едва там не погибший. – Раненых на поле боя покрывал снег, видны были только их головы»{1676}. Наполеон, как обычно, попытался занизить свои потери и объявил всего о 1900 убитых и 5700 раненых, но более надежные источники говорят о 23 генералах, 924 офицерах и около 21 000 других чинов, потерянных убитыми и ранеными. Через одиннадцать дней после битвы Лесток похоронил до 10 000 тел, и около половины были французами{1677}. Русские потеряли 18 000 убитыми и ранеными, 3000 – пленными. Кроме того, французы захватили 24 орудия. Потери пруссаков составили около 800 человек. На организованность отступления Беннигсена указывает то обстоятельство, что он потерял менее 1 % артиллерии. При этом Беннигсен (продемонстрировав, что не только Наполеон «лгал, как бюллетень») известил царя о потере лишь 6000 солдат. Дюроку Наполеон признался, что, «хотя потери с обеих сторон очень велики, удаленность от баз делает мои [потери] много опаснее для меня»{1678}.

В эпоху революционных и Наполеоновских войн величина боевых потерь увеличивалась в геометрической прогрессии. Так, в сражении при Флерюсе потери составили 6 % общей численности противников, при Аустерлице – уже 15 %, при Прейсиш-Эйлау – 26 %, при Бородине – 31 %, а при Ватерлоо – 45 %. Сражения стали длиться дольше в том числе из-за увеличения численности воюющих армий. Прейсиш-Эйлау стал первым после Арколе двухдневным сражением Наполеона. Битвы при Экмюле, Асперн-Эсслинге и Ваграме в 1809 году, при Дрездене в 1813 году также двухдневные. Лейпцигская битва в 1813 году продолжалась три дня. Главная же причина заключается в стремительном росте артиллерии. Так, при Аустерлице соотношение составляло 2 орудия на 1000 солдат, при Прейсиш-Эйлау – уже почти 4 на 1000, а при Бородине – 4,5 на 1000. Таким образом, Прейсиш-Эйлау представляет собой сражение нового для Наполеоновских войн типа. Лучше всего его охарактеризовал Ней, сказавший тогда: «Что за бойня! И без всякой пользы!»{1679}

Тильзит

Отец, теряющий детей, не находит в победе прелести. Когда говорит сердце, даже у славы нет иллюзий.

Наполеон о битве при Прейсиш-Эйлау

Я умею не только воевать, но и делать другие вещи, однако долг превыше всего.

Наполеон – Жозефине, март 1807 года

«Любовь моя! Вчера у нас было большое сражение, – писал Наполеон Жозефине из Прейсиш-Эйлау 10 февраля, в ночь после битвы, в 3 часа. – Победа досталась мне, но я потерял много солдат; потери неприятеля, еще более крупные, меня не утешают»{1680}. Вечером того же дня он написал ей снова. «Чтобы ты не тревожилась», заботливо обращался Наполеон к жене, сообщая, что захватил 12 000 пленных и потерял 1600 человек убитыми и от 3000 до 4000 ранеными. Погиб и адъютант Наполеона генерал Клод Корбино, шталмейстер Жозефины. «Я был необыкновенно привязан к этому офицеру, столь достойному, – написал Наполеон, – и его гибель причинила мне боль».

Великая армия была так потрепана, что не смогла развить успех, как сумела это сделать после Йены. Полковник Альфред-Арман-Робер де Сен-Шаман, адъютант Сульта, вспоминал после битвы: «Император проезжал перед выстроенными во фронт войсками. Среди восклицаний “Да здравствует император!” я слышал, что многие солдаты кричали “Vive la paix!” [“Да здравствует мир!”], другие – “Vive la paix et la France!”, а третьи – даже “Pain et paix!” [“Хлеба и мира!”]»{1681}. Наполеон впервые видел боевой дух армии «пошатнувшимся» и приписал это обстоятельство «мясорубке Прейсиш-Эйлау». На следующий день после битвы Наполеон в бюллетене признал потерю одного «орла»: «Император вручит этому батальону другое знамя после того, как он отнимет знамя у врага»{1682}. Подразделение не было названо, поскольку был утрачен не один «орел», а целых пять[167].

14 февраля Наполеон еще находился в Прейсиш-Эйлау. Он писал Жозефине: «Местность усеяна мертвыми и ранеными. Это не самая приглядная сторона войны; страдаешь, и дух сокрушается, когда видишь так много жертв»{1683}. Вскоре он обеспокоился тем, что офицеры в своих письмах в Париж уделяют чересчур много внимания потерям. «Им столько же известно о том, что происходит в армии, сколько людям, гуляющим в парке Тюильри, – о том, что происходит в правительстве», – заявил он Фуше. И бездушно прибавил: «А что такое две тысячи погибших для большого сражения? Любое сражение Людовика XIV и Людовика XV унесло гораздо больше жизней». Это явная ложь: при Бленхейме (Второе Гохштедтское сражение), Мальплаке, Фонтенуа и Росбахе погибло больше людей – но в любой из битв в Войне за испанское наследство, Войне за австрийское наследство или Семилетней войне погибло меньше. Как обычно, Наполеон исказил данные о погибших у Прейсиш-Эйлау (около 6000 человек). Еще около 15 000 были ранены{1684}.

После Прейсиш-Эйлау произошло одно крупное столкновение – 16 февраля при Остроленке, а в конце февраля сразились также Бернадот с Лестоком. Основные силы обеих армий отошли на зимние квартиры (французы – к Пассарге, русские – к Алле) и дожидались середины мая, чтобы снова начать кампанию. Конечно, Наполеон не сидел сложа руки. С марта 1807 года в переписке Пьера Дарю – главного интенданта императорского дома в походе – многократно заходит речь о нехватке у армии денег, лошадей, хлебопекарен, баранины и говядины, обмундирования, полотна для сорочек, головных уборов, простыней, муки, сухарей, хлеба и особенно обуви и коньяка{1685}. Дарю делал все, что мог (так, 26 марта он с гордостью доложил Наполеону, что армия получила 231 293 пары обуви), но солдаты все равно страдали. В декабре Дарю реквизировал 5000 лошадей в восьми германских городах, 3647 из которых армия получила к концу месяца{1686}. Наполеону регулярно доставляли аккуратные отчеты о том, когда, в какой провинции и сколько именно реквизировано ржи, пшеницы, сена, соломы, овса, хлеба и мяса. Он следил и за тем, сколько солдат размещено в 105 госпиталях в Германии и Польше. (Так, 1 июля там находилось 30 863 французских солдата и 747 солдат союзных Наполеону государств, а также 260 пруссаков и 2590 русских{1687}.) Армия после ужасных лишений похода нуждалась в отдыхе и восстановлении.

Когда Жозеф сравнил затруднения действовавшей против калабрийских мятежников неаполитанской армии с тяготами Великой армии, Наполеон ничуть с ним не согласился:

Штабные офицеры, полковники и офицеры не раздевались два месяца, а кое-кто и четыре (я сам пятнадцать дней не снимал сапоги). Мы среди