Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой

— Валька, ты глупец! — перебила Инка. — Вот и ты тоже думаешь, что не смогу стоять на лесах, что, мол, слабенькая. Это у меня только конструкция такая некрупная, а я ведь очень сильная.

— Ну, а вторая новость? — спросил Валентин.

— Ага, чуть не забыла! Вася Тарасов, ну тот, что в выходные дни приезжает из Комсомольска к Майке Гриневич, второе воскресенье не показывается. А вчера пришло от него письмо. Так Майка наша ходила почему-то сама не своя. Ты только подумай: Майка — член бюро — всю ночь проплакала. Ничего себе, пример показывает рядовым комсомольцам. У меня бы тот Вася дождался моих слез... Как бы не так... Ах, Валя, в нашей комнате, скажу тебе, настоящие страсти-мордасти.

— И все через любовь! — притворно вздохнул Валентин.

— Ага, через любовь, — в тон ответила Инка. — Ох, как душно сегодня, дышать трудно. — И, посмотрев Валентину в глаза, неожиданно спросила: — Валя, ты самую-самую правду мне тогда говорил?

— Когда, Инночка?

— Ну вот, я так и знала, что сразу все позабудешь. — Она сердито надула губы, опустила глаза.

— Уже и обиделась! — сказал Валентин, виновато улыбаясь. — Мало ли о чем мы с тобой говорили.

Она подняла на Валентина большие блестящие глаза и почти с детской наивностью спросила:

— И что ты, Валечка, во мне такого нашел?

— Ну вот, опять за прежнее...

— А если бы я была тупицей по математике?

Валентин ласково усмехнулся:

— Тогда, наверно, не полюбил бы.

— Честное слово?

— Глупенькая ты, Инка!

— Наверно, дура! — И, подвинувшись к нему, попросила: — Валечка, обними меня...

Он обнял ее, прижал к груди.

— Удивительно бывает в жизни: такой огромный, сильный, а полюбил маленькую, невидную...

— Ты для меня лучше всех, — сказал он, целуя ее.

Она спрятала у него на груди лицо.

В это время неподалеку от палаточного городка раздались тревожные, звонкие удары. Кто-то торопливо и очень настойчиво колотил железом о железо.

— Что это?! — испуганно воскликнула Инка, прижимаясь к Валентину.

Он прислушался:

— Бьют тревогу!

Схватив с койки свою спортивную куртку, Инка подбежала к окошку.

— Ой, Валечка, пожар!

Валентин тоже кинулся к окну.

— Горят бараки за Большим озером! Бежим!

На улице кричали:

— Горят, как стружка!

— Ветер-то какой, ветер-то...

Крепко держась за руки, бежали Валентин и Инка к дальнему берегу озера. Добежав до пылающего барака, Валентин отпустил Инку и исчез в толпе. Через несколько минут она увидела, как из-за сорванной, висевшей на одном крюке двери он выскочил с чемоданом. Потом Валентин появлялся то в одном, то в другом окне, потом снова в дверях, и каждый раз его большие сильные руки что-то выносили из помещения и швыряли на улицу.

Охваченный пламенем барак разворошили, растащили баграми по бревнышку и заливали водой. Но ветер уже перебросил огонь на соседний. Крыша и здесь была из сосновой дранки, и достаточно было одной искры, чтобы она запылала. Жильцы успели покинуть помещение, откуда такие же смельчаки, как Валентин, вытаскивали чемоданы, постели, кое-что из мебели. Около узлов и чемоданов стояли женщины с детьми. Они жались друг к другу, точно им было холодно у огня.

Вскоре Инка потеряла Валентина из виду и страшно заволновалась.

«Неужели не успел выскочить?»

Эта мысль до боли прожгла ее и, совершенно не помня себя, Ряпушкина закричала:

— Валя! Ва-леч-ка!

Никто не отозвался.

С ужасом смотрела она, как догорала крыша, как оголились перекрытия, по которым стремительно, как тысячи огненных пауков, побежали трепетные огоньки.

— Отстоять третий барак! — раздался чей-то зычный голос. — Все силы на третий барак!

И десятки людей с лестницами, баграми, ведрами кинулись к третьему бараку. Несколько человек, еще возившихся во втором, выпрыгнули из окон и тоже перебежали к третьему бараку. Среди них Инка увидела красное, в черных пятнах сажи лицо Валентина, его изодранную на груди и плече рубашку.

— Валя! — окликнула его Инка, но он не услышал.

Вдруг среди людей, стоявших около спасенных вещей, раздался отчаянный крик:

— Люди-граждане! Там Славик остался... Спасите Славика!

Тревожно, осуждающе загудела толпа:

— Дитя забыла!

— Ну и мамаша!

— Зачем упрекать, лучше бы кинулись спасать ребенка!

— Вот и кидайся, если ты такая смелая!

Женщина со стоном рванулась к горящему бараку, пробежала вдоль настежь распахнутых окон, в которых уже плясало пламя, и, найдя свое окно, на мгновение остановилась, решая, как ловчее заскочить туда. Но ее опередила Ряпушкина:

— Анфиса, ты?

— Ой, Инночка, Славик наш... там...

— Ничего, я сейчас! — И с этими словами маленькая, худенькая Инка ухватилась руками за раму, быстро перекинула через подоконник ноги и исчезла в розоватом дыму.

Прошла минута... две... три... Инка не показывалась.

Рухнуло перекрытие, и из крайнего окна вместе с пылью и дымом вырвалось наружу черное пламя.

— Пропала девушка!

И в то мгновение, когда догорающие балки треснули, осели и стали медленно падать, сквозь дым и пламя, крепко прижимая к груди завернутого в одеяльце ребенка, к окну пробилась Инка.

Вскочить вместе с Славиком на подоконник у нее не было сил, и Инка, мотая головой и задыхаясь, сдавленным голосом крикнула:

— Кто-нибудь хватайте его!

Сразу несколько человек подбежали к окну, схватили ребенка.

Инка уже вся напряглась, чтобы выпрыгнуть на улицу, но впереди с треском рухнула горящая балка. Инка испуганно отпрянула, но крохотная комната была объята огнем. Почувствовав на спине жгучую боль, Ряпушкина отчаянно рванулась вперед и упала грудью на подоконник.

Она уже не чувствовала, как ее вытаскивали на улицу, как положили на траву и окатили водой из шланга.

— Вроде живая! — сказал кто-то тихо, неуверенно, поднимаясь с колен.

В это время сквозь толпу пробился Валентин.

— Инночка, маленькая моя! — простонал он, задыхаясь от слез. Он склонился над Инкой, потом осторожно поднял ее и унес на вытянутых