Чернобыль. История катастрофы - Адам Хиггинботам

У Легасова обострились проблемы со здоровьем, в следующем году он не раз приезжал в больницу № 6, где его лечили от невроза, аномальных изменений количества лейкоцитов и проблем с сердцем и костным мозгом[1407]. Хотя врачи не ставили диагноз острой лучевой болезни, жена ученого в нем не сомневалась. Тем не менее, вдохновленный поднимающимся ветром перестройки, Легасов занялся серией предложений по модернизации монолитных структур советской науки. Он сделал доклад перед коллегами по Академии наук, бросив вызов одним из наиболее мощных сил государства – для любого другого это было бы очень опасно. Легасов предлагал разделить Министерство среднего машиностроения на несколько более мелких ведомств, которые конкурировали бы друг с другом на внутреннем рынке, говорил, что исследования в Курчатовском институте нужно финансировать с учетом практических результатов, а стариков, которые контролируют бюджеты и занимают ответственные должности (нередко пожизненно), заменить на более молодых и энергичных ученых[1408]. У Легасова были надежды, что его доклад встретят хорошо. Он не только прославился при ликвидации чернобыльской аварии и при защите репутации ядерной отрасли в Вене. В конце концов, он был ожидаемым преемником Александрова на посту директора Курчатовского института и имел мощную поддержку в Политбюро.

Однако его предложения проигнорировали. Легасов не учел, что ему и его идеям будет противостоять не только старая гвардия, чьи интересы он задевал, но и сторонники реформ, которые видели в нем самом ученого эпохи застоя с привилегированным прошлым, обеспечившим ему беспрепятственный путь наверх. Даже его роль в Чернобыле начинала казаться противоречивой по мере того, как возникали сомнения в правильности решения засыпать горящий реактор песком и свинцом[1409]. Весной 1987 года ЦК приказал, чтобы работники Курчатовского института начали свою перестройку и выбрали надзирающий Научно-технический совет[1410]. Легасов, ссылаясь на слабое здоровье (а также понимая, что поданные против него голоса могут осложнить его путь к замене Александрова на посту директора), не хотел баллотироваться[1411]. Но Александров настоял, и, когда результаты были объявлены, Легасов обнаружил, насколько плохо он осознавал, какие чувства испытывают к нему коллеги. Из 229 голосов лишь 100 были поданы за него, при 129 против. Легасов был потрясен. Ему было 50, и это была первая неудача в его блестящей карьере.

На собрании партийной организации института 10 июня Александров сообщил хорошие для него новости, предложив поздравить Легасова. Старик сказал, что видел список тех, кого Политбюро собиралось отметить за героизм в Чернобыле, и имя его заместителя там значилось одним из первых: Легасов получит награду, которая пока избегала его, и станет Героем Социалистического Труда. Но когда список опубликовали, фамилии Легасова в нем не было. По слухам, Горбачев в последнюю минуту решил, что никто из Курчатовского института не получит государственную награду за борьбу с бедствием, которому институт помог случиться. На следующий день Легасов позвонил своему секретарю из дома. Прежде чем повесить трубку, он попросил ее позаботиться о двух его детях, и она стала волноваться. Коллеги поспешили в дом на Пехотной, 26, где Легасова нашли без сознания, рядом с ним был пузырек из-под таблеток снотворного.

Хотя его спасли от попытки самоубийства, Легасов вернулся на работу глубоко изменившимся. Огонек в его глазах потух, поднимаясь по лестнице, он шаркал по-стариковски. Тем же летом на научной конференции в Англии Легасов встретил своего друга и научного редактора «Правды» Владимира Губарева, чья пьеса «Саркофаг» шла на сцене Национального театра в Лондоне. Губарев попытался раскрутить академика и выжать максимум из зарубежной поездки – найти девиц или сходить на мюзикл «Кошки» в одном из театров Вест-Энда. Однако Легасов хотел лишь одного – вернуться в гостиницу. Той осенью он впервые начал читать Библию[1412]. На подаренный ему японский диктофон он надиктовал серию записей о событиях в Чернобыле, готовя материал для мемуаров[1413]. При этом близким людям говорил, что карьера его закончилась. Академик совершил еще одну неудачную попытку самоубийства.

Впоследствии Губарев, пытаясь поднять дух своего друга, предложил ему высказать свои идеи по ядерной безопасности в статье в «Правде»[1414]. Легасов написал ее за несколько дней и, когда статья вышла, звонил Губареву каждый день, интересуясь, как ее встретили. Когда и эту статью проигнорировали, Легасов совершил более решительный шаг. Он дал интервью либеральному литературному журналу «Новый мир», в котором предупреждал – в противоположность всему, что говорил раньше, – что еще одна чернобыльская катастрофа может в любое время случиться на любой из советских станций с реакторами РБМК. Он сказал журналисту, что многие ученые знают об этой опасности, но никто ничего не делает, чтобы ее остановить. В интервью журналу «Юность», еще одному советскому изданию, где оковы цензуры были ослаблены гласностью, Легасов пошел гораздо дальше[1415].

Отказавшись от политической ортодоксии, в которую верил с юности, академик заявил, что советская наука сбилась с пути. Люди, стоявшие за великими триумфами советской техники, создавшие первую атомную станцию и отправившие Юрия Гагарина в космос, стремились к новому и лучшему и отличались силой духа и преданностью цели, унаследованными от Пушкина и Толстого. Но путеводная нить высокой цели выскользнула у них из рук, появилось поколение молодых людей, технически хорошо подготовленных, но лишенных моральных принципов. Именно эта принципиальная неудача советского социального эксперимента, а не только горстка беспечных операторов реактора стала, по мнению Легасова, причиной катастрофического взрыва реактора № 4.

К началу 1988 года Легасов оставил надежды сменить Александрова на посту директора Курчатовского института[1416]. Вместо этого, по мере того как реформы Горбачева набирали темп и публичная критика государства усиливалась, академик организовал Экологический совет и предложил образовать свой собственный институт ядерной безопасности – автономную организацию, которая внесет независимое регулирование в атомную отрасль. Он передал свои предложения в Академию наук, надеясь на одобрение – хотя бы в знак признания его роли в ликвидации последствий величайшей ядерной аварии в истории.