История Дома Романовых глазами судебно-медицинского эксперта - Юрий Александрович Молин

Павел Петрович опочивал хорошо и пробудился весел и в прочем все благополучно; уповать же надобно, что в год и с зубком будет, ибо десны весьма стали свербеть, что видно от того, что часто и почти непрестанно изволит их тереть, но не иным чем, как своими пальцами; на верхней же десне перепонка день ото дня больше болеет… Августа 25 дня, 1755 г., в 10 часов по-полудни». «Благоверный государь Великий князь Павел Петрович, благодаря Всевышняго, находится в саможелаемом здравии. Божественную литургию и молебен изволил выслушать в церкви Воскресения Христова благоговейно и сподобился причаститься Св. Христовых тайн с таким истинно благоговением и тихостью, что мы все тому радовались и удивлялись. По окончании молебна, к кресту изволил приложиться очень усердно… Из своей комнаты изволил видеть и слышать поздравляющих барабанщиков, потом в зале команду всю лейб-компанию к ручке жаловать. Июня 29 дня, 1757 года».

Н.А. Саблуков утверждал, что у императора были сильные «гастрические страдания», а также периодические судорожные припадки, последний из которых был отмечен за месяц до смерти. По мнению лейб-медика К.Ф. Крузе, Великий князь от рождения страдал «припадками», происходившими от «накопления кислот в желудке и в пищеварительных путях…». Заболевание желудка государя объясняли его импульсивностью и поспешностью, проявлявшейся и во время еды, что приводило к плохому пережевыванию и «несварению пищи». Видимо, с этим обстоятельством связаны и запоры, беспокоившие его в зрелом возрасте, по поводу которых он систематически применял по рекомендации врачей курс слабительных препаратов. Ф.Г. Головкин (2003), вспоминая о здоровье государя, писал: «…Все дети Павла были на него похожи и тем не менее они были красивы и хорошо сложены; это становится понятным, если принять во внимание, что он в 1764 и 1765 гг. пережил болезнь, сопровождавшуюся судорогами, и от этого произошло сокращение нервов на его лице; жизнь его удалось тогда спасти только посредством операции горла…» (видимо, речь идет об операции трахеотомии – Ю.М.).

В целом же император, несмотря на небольшой рост, производил впечатление крепкого и сильного человека. Об этом можно судить по его постоянным занятиям верховой ездой, личным обходам гвардейских полков на парадах, умеренности в употреблении спиртных напитков. С другой стороны, известно утверждение немецкого профессора А.Г. Брикнера (1897), основанное на ретроспективном анализе писем некоторых сановников (С.Р. Воронцов, А.Г. Орлов, Н.П. Панин и др.), о том, что на престоле находился душевнобольной монарх. Обращаем внимание читателя, что все указанные лица в той или иной степени были причастны к заговору против Павла. Поэтому мемуары и переписка их, как нам кажется, имеют целью смягчить вину непосредственных участников убийства. Дань анализу здоровья этого государя отдали и психиатры. В начале нашего века два видных специалиста попытались решить вопрос о наличии душевной болезни у императора. Профессор П.И. Ковалевский (1995) выпустил выдержавшую восемь изданий книгу, где сделал вывод, что Павел принадлежал «к дегенератам… с наклонностями к переходу в душевную болезнь в форме бреда преследования». Второй участник ученого диспута, профессор В.Ф. Чиж (2001) написал, что «Павла нельзя считать маньяком», что он «не страдал душевной болезнью» и был «психически здоровым человеком». При этом В.Ф. Чиж пользовался обширным кругом архивных материалов, в то время как П.И. Ковалевский в основном ссылался на чисто литературные «павловские анекдоты». Увы, и в наши дни любители анекдотов частенько берут верх над историками.

Так, П.И. Ковалевский (1995) не привел никаких оснований суждения о том, что Павел I «был эпилептик». Мнение о болезни Павла Петровича, обоснованное весьма сомнительными данными, принадлежит Виллуазону, хорошо знавшему наследника престола; это мнение Виллуазона сообщил Д’Аллонвилль (1834)[101]. Умственные способности Павла Петровича якобы пострадали от отравления большими дозами опия: Андрей Разумовский всегда ужинал с великокняжеской четой и, чтобы превратить «трио в дуэт», усыплял Павла большими дозами опия, прибавленного к вину. Возможно, что первая супруга Великого князя и Разумовский прибегали к этому подлому способу, чтобы отделываться от неприятного им общества; но несомненно, что несколько приемов даже очень больших доз опия не может вызвать расстройства умственных способностей.

Пятнадцать лет назад один из виднейших чешских неврологов, профессор Иван Лесны, выпустил книгу, название которой можно перевести как «О немощах могучих». Книга интереснейшая, посвящена возможным душевным болезням многих исторических деятелей. Вот только в русском переводе из нее кто-то деликатно изъял главу о Павле I… Чешский профессор бестрепетной рукой ставит диагнозы: «мегаломания», «явственные признаки невроза навязчивости» и «параноидальные черты характера». Однако, когда речь заходит о доказательствах, Лесны… повторяет те же старые, пущенные в оборот врагами императора анекдоты. Хотя в начале XIX века научной психиатрии еще не было, все же наиболее компетентными судьями в этом вопросе были врачи. Известно мнение Д. Роджерсона о душевном здоровье Павла I; близко знавший государя, он определил его состояние весьма верно: «Это общий процесс, выражающийся в том, что, страстно желая творить добро, перестают отличать добро от зла и действуют или увлекаемые ложными умозаключениями, или по слабости. Разум мутится, движения становятся нескоординированными… возбуждение нарастает с каждым днем»[102]. Очевидно, что Роджерсон не считал Павла I душевнобольным; он правильно объяснил, почему тот перестал отличать добро от зла, верно указал на роковое значение неправильных суждений для понимания его поведения. Вполне понятно, что человек, неправильно понимающий свое положение, поступает неразумно. Так же верно указал Роджерсон и на то, что удивительное царствование Павла I есть проявление особенностей его личности.

Трудно допустить, что, если бы Павел I был действительно психически болен, такой опытный врач, как Роджерсон, этого не заметил. Если бы до 11 марта 1801 года лейб-медик и находил благоразумным скрывать свое мнение, потом он мог объяснить и Марии Федоровне, и Александру Павловичу, что покойный государь был психически болен; такое объяснение было бы выслушано по меньшей мере благосклонно. Роджерсон, как человек честный, не мог поддержать своим авторитетом мнения заговорщиков.

Комментируя рассуждения историков о наличии психического расстройства у Павла I, известнейший психиатр В.Ф. Чиж (2001) писал: «У него не было, насколько нам известно, ни одного признака истерии; характер его даже не походил на истерический, и для меня невероятно, чтобы у него была истерия в легкой степени. Более правдоподобна другая гипотеза Шумигорского: “помимо нервности и впечатлительности в государе усиливалась чрезвычайно желчная раздражительность, развивавшаяся до бешенства и происходившая, вероятно, от болезни печени, которою страдал он”. Конечно, болезнь печени могла влиять на настроение, делая его более мрачным, и на раздражительность, но ничем не доказано, что государь страдал печенью. Возможно, что преобладание в организме Павла I катаболических процессов зависело и от аномалии печени,