Кровная связь - Грег Айлс

– В таком случае, если это не ошибка, то что это значит?

– Это может означать одно из двух. Слюна может принадлежать человеку, проходящему курс лечения антибиотиками. Это наверняка скажется на нормальной флоре полости рта. Я бы сказала, что это пенициллин, точнее пенициллин с гентамицином.

Я пытаюсь сосредоточиться на лабораторном отчете, но все, о чем я могу сейчас думать, это то, что Ханна Гольдман ждет внизу.

– Кэт? – напоминает о себе Кайзер.

– Простите, я задумалась. Эта слюна также может принадлежать беззубому человеку.

– Как это понимать?

Я пожимаю плечами, полагая, что ответ не нуждается в объяснениях.

– Это человек, у которого нет зубов.

– Тот, кто носит зубные протезы?

– Нет. Тот, у кого есть зубные протезы, но он их не носит. У зубных протезов твердая поверхность, с трещинками и выщербинами, которые представляют собой идеальную среду для роста колоний бактерий, совсем как настоящие зубы. Это может быть человек, который живет один. Который не испытывает нужды надевать вставные зубы, потому что его никто не видит.

Кайзер выглядит заинтересованным.

– Это обязательно должен быть пожилой человек?

– Господи, нет, конечно! У многих людей настолько плохие зубы, что к тридцати годам они полностью разрушаются. Вам следует искать человека, которому нужны зубные протезы, но который не может себе их позволить.

– Многие заключенные в тюрьме лишаются зубов, – задумчиво бормочет Кайзер. – И при последующем осуждении положительная идентификация из-за этого затруднена.

– В общем, может быть, эта культура нам что-нибудь даст, как я и надеялась. Вы можете проверить всех мужчин, родственников жертв, на предмет наличия инфекций, тюремных сроков или отсутствие зубов. Точка. Послушайте, мне в самом деле нужно в ванную.

– Ах, да. Простите.

– Я могу оставить отчет себе?

– Конечно.

Я сую бумагу в задний карман.

– Давайте подождем и посмотрим, что вырастет еще через шесть часов.

К тому времени меня здесь уже давно не будет.

Я похлопываю Кайзера по руке, а потом быстро иду по коридору к ванной комнате. Открывая дверь, я бросаю взгляд вправо.

Его уже нет в коридоре. Резко развернувшись на месте, я устремляюсь к лифту. Меня подмывает воспользоваться пожарным выходом, но, наверное, это как раз то здание, в котором стоит только открыть пожарную дверь, как все черти сорвутся с цепи.

Прежде чем дверь кабины лифта успевает закрыться, внутрь протискивается блондинка в голубом форменном костюме и одаривает меня извиняющейся улыбкой. Я улыбаюсь в ответ и нажимаю кнопку подвального этажа. Я чувствую, что она рассматривает мою одежду, которая выглядит несвежей и потрепанной. Совершенно определенно, она не похожа на униформу женщин, агентов ФБР.

– С вами все в порядке? – интересуется она.

– О да! – Я протягиваю ей руку. – Кэтрин Ферри. Я работаю над делом НОУ в качестве консультанта для Джона Кайзера. Я судебно-медицинский одонтолог.

На ее лице написаны заинтересованность и уважение. Я явно произвела на нее впечатление.

– Я слышала, они обнаружили очередную жертву.

– Да. На этот раз полицейского.

– Вот это да!

Лифт останавливается на втором этаже.

– Мне выходить, – говорит она. – Удачи!

Дверь открывается в квадратное переполненное помещение, в котором между перегородками с деловым видом снуют мужчины и женщины. Когда дверь закрывается, я с облегчением вздыхаю и без сил прислоняюсь к стене. Через двадцать секунд лифт останавливается в гараже с бетонным полом.

С левой стороны от меня, у стены, наискосок припарковано примерно с дюжину правительственных седанов. Справа стоят два больших черных фургона, на них разъезжает бригада судебно-медицинских и технических экспертов ФБР. Примерно в тридцати ярдах виднеются большие поднимающиеся двери, которые могут выпустить меня из здания. Я никого не вижу, но где-то здесь обязательно должен быть охранник.

Внезапно раздается громкий металлический лязг. С таким звуком на бетон мог бы упасть тяжелый инструмент. Молясь, чтобы неосторожный механик лежал под автомобилем, я быстро шагаю по направлению к дверям. Приблизившись, я вижу большую белую кнопку, очень похожую на те, которые бывают в палатах реанимации и отделениях экстренной медицинской помощи. На случай, если кто-нибудь поинтересуется, что я здесь делаю, неплохо было бы иметь наготове убедительную историю, но у меня ее нет. Если кто-то пожелает остановить меня, придется импровизировать на ходу.

Я нажимаю белую кнопку, и цепной привод у меня над головой начинает поднимать огромную дверь. Она движется неспешно и неторопливо, совсем как в моем гараже. Когда она приподнимается на четыре фута над землей, я ныряю в образовавшуюся щель и быстро поднимаюсь по пандусу к наружной парковочной стоянке.

Ханна ездит на белом БМВ пятой серии, но я нигде его не вижу. Свернув направо, в сторону главного входа в штаб-квартиру местного отделения, я внимательно рассматриваю ряды припаркованных автомобилей. Как и следовало ожидать, белый «бимер» Ханны задом выезжает со стоянки неподалеку от меня, потом едет вперед и останавливается рядом. Окно с ее стороны открыто. Бросив взгляд поверх припаркованных автомобилей, я вижу сторожку охраны у главных ворот. Не знаю, смотрит ли сейчас на нас охранник, но он явно не позволит мне покинуть территорию вместе с Ханной, не позвонив на всякий случай наверх.

– Вы открыли багажник? – спрашиваю я у нее через окно.

– Да, но боюсь, что ты задохнешься.

Я обхожу ее машину сзади и поднимаю крышку багажника, как будто собираюсь достать что-то оттуда. Потом делаю глубокий вдох и забираюсь в тесное пространство багажника, сворачиваюсь клубочком, чуть ли не пополам, и захлопываю крышку у себя над головой.

У меня, конечно, есть ментальные проблемы, но клаустрофобия не относится к их числу. Из меня был бы неважный свободный ныряльщик, если бы я не могла долгое время находиться в ограниченном пространстве. Люди обычно не склонны считать океан таковым, но когда вы находитесь на глубине трехсот футов, а холодная вода пытается раздавить вас в лепешку, то, смею уверить, ощущение ограниченности пространства возникает неизбежно.

Ханна останавливается у ворот.

Зажмурив глаза, я отправляю разум в его потайное убежище к коралловой стене, вдоль которой я погружаюсь все глубже и глубже, пока синий цвет наконец не сменяется черным и меня охватывает исступленный восторг, когда я чувствую себя неотделимой от воды вокруг. Мой мозг растворяется в окружающем мире. Если охранник и обнаружит меня в багажнике, то совсем не потому, что сумел почуять мое присутствие.

Меня здесь больше нет.