ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - Фрэнсис Стонор Сондерс

Как всегда Конгресс за свободу культуры предпринял новые меры как в отношении «Партизан Ревью», так и «Нью Лидер». Сотрудничество с Конгрессом, осуществлявшееся в форме совместных публикаций, официальных соглашений об ассоциации и обмена знаниями, принесло обоим журналам дальнейшие материальные блага. Плодовитая деятельность Конгресса в эти годы была неотъемлемой частью западной культурной жизни. С платформ его конференций и семинаров и через страницы научных обзоров интеллектуалы, художники, писатели, поэты и историки приобретали аудиторию для своих взглядов, которую не могла предоставить никакая другая организация, за исключением Коминформа. Парижский офис стал ферментом, притягивающим посетителей со всех континентов, и в 1962 году в его коридоре даже была взорвана бомба (событие, названное одним из участников «великим и великолепным, давно ожидаемым, действительно заслуживающим гордости и особого упоминания в летописи Конгресса»)[851]. Для второго и третьего поколения потенциальных Хемингуэев Конгресс был теперь хранилищем всех романтичных мифов литературного Парижа, и они устремились в него толпами[852].

Но громкое имя Конгресса привлекало также и ненужное внимание. В 1962 году он стал предметом блестяще проницательной пародии Кеннета Тайнена (Kenneth Tynan) и команды из сериала «Такая выдалась неделька» с канала Би-би-си (ВВС). «А теперь, горячие новости с фронта культурной холодной войны, - начиналось шоу. - На этой схеме показан советский культурный блок. Каждая точка на карте представляет собой стратегический культурный объект: театральные базы, центры кинопроизводства, группы танцоров, производящих в большом количестве межконтинентальные «баллистические» ракеты, издательства, выпускающие обширные тиражи классики для миллионов порабощённых читателей. Однако пока вы смотрите на неё, массивное наращивание культурной силы продолжается. А как же дела обстоят у нас, на Западе? Имеем ли мы мощное оружие для нанесения эффективного ответного удара на случай глобальной культурной войны? Да! Есть старый добрый Конгресс за свободу культуры, который на американские деньги построил множество передовых баз в Европе и не только, готовых выступить остриём культурного возмездия. Эти базы замаскированы под журналы и имеют закодированные названия, например «Инкаунтер» - это сокращение от «Стратегии сил наступления». Затем слово взял «представитель Конгресса», который похвастался группой журналов, формирующей «культурное НАТО», чьей задачей являлось «Культурное сдерживание, или как некоторым мальчикам нравится выражаться - создание «кольца вокруг красных». Фактически, я не сказал бы, что у нас была цель. У нас была, скорее, историческая миссия: всемирное читательское доминирование... Но что бы ни случилось мы, в Конгрессе, считаем своим долгом поддерживать собственные базы в состоянии повышенной боевой готовности, постоянно наблюдая за действиями противника, вместо того чтобы впустую тратить бесценное время на тщательное изучение самих себя»[853].

Сатира была остра и безупречно составлена. Пока «представитель Конгресса» осуждал мещанство советского министра культуры, Тайней показал без тени иронии, кем были просвещённые покровители Конгресса: Окружной фонд Майами, Цинциннати, техасский Фонд Хоблитцелла и швейцарский Комитет помощи венгерским патриотам.

Столь точные указания спонсоров Конгресса хотя и не достигли основной цели, но вызвали у Джоссельсона бессонницу и подтвердили его страх, что настоящей ахиллесовой пятой Конгресса было ЦРУ. Напряжённость в отношениях между Джоссельсоном и его боссами из Управления нарастала, начиная с краха Американского комитета в начале 1957 года. Джоссельсон, в силу темперамента неспособный играть роль обезьянки шарманщика, теперь имел всё больше разногласий с Кордом Мейером, который отказывался отдавать свою власть. Мейер так никогда и не оправился от того кафкианского обращения с ним маккартистов в 1953 году. Дополняла всё это череда личных трагедий, которые делали его всё более и более мрачным и тяжёлым. Рассказ Мейера «Волны темноты» 1946 года о его участии в войне и чуть не оказавшемся фатальным ранении на пляжах Гуама также предопределял трагическое движение его дальнейшей жизни. В 1956 года его девятилетний сын Майкл был сбит несущимся автомобилем. Меньше чем через год после этого Корд развёлся с женой Мэри Пинчот Мейер[854].

Всё более упрямый и неблагоразумный Мейер стал неустанным, непримиримым защитником собственных идей, которые, казалось, вращались вокруг параноидного недоверия ко всем, кто не соглашался с ним. Его тон в лучшем случае был вызывающим, а в худшем - театральным и даже агрессивным. «Корд пришёл в Управление юным идеалистом и ушёл, когда Англтон высосал из него все соки, - сказал Том Брейден. - Англтон владел чёрной магией. Он раздражал всех в городе, включая меня. Независимо оттого, что Англтон думал, Корд считал по-своему»[855]. Артур Шлезингер, старый друг Мейера, теперь оказался жертвой этого идеалиста, превратившегося в сердитого интеллектуала-жандарма: «Он стал косным, непреклонным. Я помню, как однажды он позвонил мне и предложил вместе выпить. Я пригласил его в гости, и мы провели вечер за разговором на верхнем этаже дома. Несколько лет спустя, взяв в ЦРУ своё личное дело, я обнаружил, что последним документом в файле был отчёт обо мне Корда Мейера! Он выпивал со мной в моём собственном доме и написал после этого отчёт. Я не мог поверить в это»[856]. Точно так же, как персонаж Джеймса Стюарта в фильме «Окно во двор» Хичкока, Мейер и Англтон закончили тем, что отошли от нормы, с чем сами всю жизнь и боролись.