Последний мужчина - Михаил Сергеев

— Так кто же мешает вам? — заорал Сергей. Вены вздулись у него на шее. — Я знаю! Конечно! Проклятые устрицы! А ещё красный зонт и женщины! А улитки? Где ваши улитки и прочие гады? Опомнитесь! Я ведь всё переписал! Но это я! Кто же вам, вам самому мешает идти по первому замыслу? Ведь положено на страницы! Не вырубить и не сжечь! Неужели совесть? Откуда она взялась? Или мне снова делать за вас выбор? Умирать всякий раз заново? — Голос его ослабел. — Уже не могу… Есть и мой предел…

— По первому? Я ничего не помню! — возница подступил к нему.

— Да как же… сонный стол в библиотеке, а вы не спали. Я останавливал вас… а вы не слушали… — В глазах появились слёзы. — Я кричал, умолял вас…

— Метро?! — вдруг выкрикнул парень. — Вагон!

— Конечно! Ну же!

— Встретим с местью Новый год?!

— Нет! Вместе! Только вместе!

— Я вас принял тогда за чокнутого!

— И не ошиблись! Берите быстро мою рубаху! Пусть вас примут за другого. Я как-нибудь выкручусь!

Сергей рванул ворот и лихорадочными движениями начал расстёгивать пуговицы, одна из которых почему-то оказалась ледяной. Машинально глянув вниз, увидел, что та была неправильной формы, большая и толстая. К тому же отливала металлом. «Ах ты… всё-таки прилипла! А я… я-то ищу причину», — мужчина с силой рванул пуговицу и бросил её на землю. Рубаха треснула и обнажила маленький крестик с равными и странно широкими крыльями лучей.

— Здравствуй, — не веря своим ушам, услышал он.

И тут же понял, что должен делать.

— Держи! — снимая крест, выпалил Сергей.

Тот медленно, словно не веря, протянул руку. Она тряслась.

На ладони двойника в блеске факела на чуде из Халкидики заиграли огоньки света. Парень с силой сжал кулак.

И тут случилось неожиданное. К собственному изумлению, Сергей стал медленно поворачиваться назад. «Там же те, преследователи! — мелькнуло в голове. И тут же прогнал коварную мысль — они ведь и хотят, чтобы ты так думал! Назад. Только назад, к цифре девяносто один! И налево, уже оттуда!» Ясность, что это единственный шанс, придала ему силы. Сергей бросился обратно.

— Спаси тебя-я удача-а-а! — протяжный крик двойника утонул в глубине тоннеля. Настолько протяжный, что, пока он длился, беглец успел заметить исчезающую кровь, которую заглатывали раны Джеймса. Успел увидеть, как тот поднялся и, удаляясь спиной в сторону разваливающейся телеги, улыбнулся ему, едва заметно помахав рукою.

Никто, кроме троих в этой страшной галерее, не понял ни обратного смысла бега первого, ни счастливой улыбки маленького человечка.

* * *

Этой ночью Сергей проснулся от ощущения, что кто-то копошится под одеялом. А когда откинул его, увидел сотни гекконов. Ящерицы, расползаясь по телу, с чавкающим звуком поглощали его плоть. «Пусть, ведь не моя, — подумал он спокойно. — Теперь не мне носить одежды кожаные. Другим. Тем, что рвут их друг у друга».

Плоть таяла на глазах. Наконец остались одни кости. Поражаясь спокойствию, успел заметить, как и они за секунды исчезли. Огни теплохода погасли.

И вдруг он увидел последнюю ящерку. Та с удивлением глядела в пустоту, словно понимая — осталось ещё что-то. Чего увидеть и поглотить она не в состоянии. И, очарованная, вдруг улыбнулась.

Сергей проснулся. Счастливым. В первый раз.

Первый поставил стакан и продекламировал:

«…Залив слезами сцену,

Он общий слух рассёк бы грозной речью,

В безумье вверг бы грешных, чистых — в ужас,

Незнающих — в смятенье и сразил бы

Бессилием и уши, и глаза.

А я…»

О чём вы, друг мой? И унынья стража

Порой задремлет. И тогда восходы

Вновь озаряют горизонты страсти,

Как солнце радостью погасший небосвод.

Но разве страсти он подобен… Гамлет?

— На что это пробило вас, любезный? — второй вытер рукавом рот.

— На правду! Во всём сегодня наступает правда!

— Вот те раз! Что же вы опять такого натворили, если к Гамлету последние пять строк не имеют никакого отношения?

— Поймали. Мои вирши. Зато эти имеют: «Выходи замуж за дурака, потому что умные хорошо знают, каких чудовищ вы из них делаете». Ехал, ехал я в лифте и задумался: в том ли?

— Тяжёлая перспектива. Ведь лифтом пользуетесь каждый день? Правда, я тоже не люблю лестничных маршей. Мне по душе совсем иные марши. Зовущие в будущее. Если вас это успокоит.

— Бросьте. Мы сегодня жрём, пьём и спим, покрякивая в удовольствие, благодаря человеку, спасшему в Миллениум город. Сейчас же меня успокоил бы портвейн из Массандры, белый, под серенаду Шуберта. И за такой выбор спасибо ему же. А вот что успокоит и примирит с будущим, как-то не удосужился… Впрочем, точно не новомодные диссиденты.

— О! Я могу сказать вам с точностью!

— Любопытно…

— Смерть.

(Из разговора двух интеллигентных пьяниц)

Последний градоначальник Ялты сидел в своем кабинете, задумавшись. Из окон открывался прекрасный вид на крымскую яйлу, которым любовались его взоры на протяжении трёх лет. Но ни чудесная картина летнего вечера, ни журчание реки рядом с мэрией, той, что брала начало в темнеющей пропасти урочища Уч-Кош, не добавили хорошего настроения. Сегодня по пути на службу, одев темные очки и парик, чего никогда не делал, он увидел множество незнакомых лиц. Незнакомы они были ему по отсутствию улыбки, с которой неизменно обращались к градоначальнику помощники и окружение. Остановившись на мостике через реку, мужчина задумался над причиной. Впервые. Как и парик над сегодняшним поведением хозяина. Он, парик, до того привык к хорошему обращению дома, что не понимал, отчего потревожен; равно как и стоявший над водой никак не мог взять в толк, отчего люди, улыбавшиеся при его встречах с ними, сегодня так грустны, а некоторые и крайне. Может, они расстроены? Может, тем же, чем и я? А надо заметить, настроение градоначальника было испорчено одним: утром он вспомнил, что истекает последний год правления.

День прошел ужасно. Само собой, мужчина, в общем-то, неплохой по сути человек, не принял никого и не решил ни одного вопроса, которые, если честно, стали ему надоедать, ибо казалось, что он уже с год назад или два решал подобные. Но если думать так, рассудил градоначальник, то и дела за эти годы не сдвинулись ни на йоту. А такой вывод лишь более омрачил бы настроение, поэтому он решил остановиться на слове «казалось». Вспомнив чудесное слово, так часто выручавшее его, мужчина слегка воспрянул духом и, снова натянув парик, покинул кабинет, желая прогуляться и подышать морем. Благо для этого нужно миновать всего два фонтана, один из которых, у мэрии, не работал так давно, что никто уже и не помнил. Этот бедняга не занимал внимания его предшественников. Не тронул и нынешний, справедливо рассудив, что лишняя тайна, покрывающая дела, обязательно добавит загадочности и уважения граждан.