Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

— Я не планировал тебя убивать, синьорина Кьяра, — сказал великий герцог, когда Руан снял с него удавку. Его голос звучал хрипло и неровно. Ему было не впервой плести интриги и оставлять грязную работу другим людям. Но физическое насилие в отношении его собственного холеного тела — это было для него в новинку.

— Теперь вам легко об этом говорить, — ответила Кьяра.

— Я хотел всего лишь припугнуть тебя. Заставить тебя говорить. А что мы делаем здесь, в личном саду моего брата?

— Входите, ваша светлость, — твердым голосом приказал Руан. — Идите прямо, а потом поверните налево.

— Старайтесь идти по центру дорожки, — добавила Кьяра. Она открыла фонарь, в дрожащем свете которого сплетенные ветки деревьев казались похожими на змей. — Растения отравлены, и малейший укол о шипы может оказаться для вас смертельным. Надеюсь, близкая встреча со смертью напугает вас так же, как и меня.

Кьяра первая вошла в лабиринт, освещая дорогу фонарем. За ней шел великий герцог со связанными руками, а сразу же за его спиной шагал Руан. Когда они прошли первый круг, великий герцог сказал:

— Получается, тайник моего брата находился все время здесь, в этом лабиринте? А я-то думал, он имел в виду какой- то предмет искусства или плиты, которыми был выложен пол в лаборатории.

— Замолчите, — оборвала его Кьяра. Ей доставляло удовольствие говорить с ним в грубой манере. Какие бы опровержения он сейчас ни придумывал, он намеревался убить ее. Отнять у нее уникальную, неповторимую жизнь. Он бы и Руана убил, если бы мог.

«Все, хватит. Ты жива. Руан жив. Ты станешь еще более сумасшедшей, чем была за последние пять лет, если будешь думать о том, какую расправу он намеревался тебе учинить».

Они продолжали идти по лабиринту. Кьяра вспомнила ту ночь, когда она пробиралась сквозь него одна, без фонаря, цепляясь за острые шипы, находясь под мощным действием соннодольче. Это было так давно. Тогда было лето, не зима. И луна светила более ярко. Какой сейчас день? А месяц? Кьяра точно не знала. А что если она слегка оцарапает себя шипом? Одна только маленькая царапина…

— Осторожно, — предупредил ее Руан, словно читая ее мысли. — Ты уже больше пяти лет не принимала соннодолъ- че. Одна глубокая царапина может тебя убить.

Дорожка извивалась, петляя вокруг самой себя. Великий герцог уже не пытался заговорить. Кьяра высоко подняла фонарь. Плащ, взятый у привратника, пах дымом, потом и разлитым вином, но вместе с тем он дарил приятное тепло.

Наконец они пришли в центр лабиринта.

— Здесь камень, — сказала Кьяра, — в самом центре. Когда я впервые его увидела, подумала, что это просто отметка, от которой рабочие отмеряли круги при устройстве лабиринта. Но на нем резьба. Взгляни.

Девушка прошла по траве — в зимнюю пору она была сухой и колючей, а не мягкой и шелковистой, как тогда. Дойдя до камня, она опустилась на колени и поставила рядом фонарь. Руан толкнул великого герцога, чтобы тот тоже встал на колени перед ней, и сам встал рядом.

— Это кусок метеорита, — объяснил он. — Камень, который упал с неба. В нем очень много железа. Взгляни на эти ямки, похожие на следы от пузырей. Это значит, была такая высокая температура, что даже камень вскипел.

— Я слышал о таких вещах, — отозвался великий герцог. — Они очень высоко ценятся.

Кьяра провела рукой по резьбе. Щит и шары Медичи, флорентийская лилия, горностай — символ доблести и решимости, а также личный знак Франческо Медичи. Четвертый рисунок она не смогла разобрать.

— Это здесь. Я в этом уверена, — сказала она.

— Кто будет копать? Ты? — спросил Руан. — Вот, держи мой кинжал. Я бы с удовольствием посмотрел, как будет копать яму его светлость, но я еще не такой дурак, чтобы вложить ему в руки оружие.

Кьяра взяла нож и начала вырезать плотные слои дерна вокруг камня. Оказалось, что камень зарыт в землю глубже, чем могло показаться на первый взгляд. И еще он был очень тяжелым, гораздо тяжелее, чем должен был быть, судя по его размерам. Руан прав — в нем высокое содержание железа. Именно поэтому на нем такие странные ржавые пятна и прожилки.

Она с силой вонзала в землю клинок, и каждый удар отдавался в ее руках и плечах болью, смешанной с наслаждением. Кьяра выбирала рукой землю и снова вонзала в нее клинок. Ей казалось, она пронзает вероломное сердце кардинала. Вонзает нож в руку Бьянки Капелло, которая уже замахнулась, чтобы ударить великую герцогиню в плечо.

Пронзает клинком великого герцога с его безумными ритуалами инициации, тайнами и черными-пречерными тенями. Пронзает тех аристократов, которые налетели на них с Джанни, разбив жизнь ее семьи. Бьет ножом отца, который ненавидел ее за то, что она осталась в живых, и все эти годы его дьявольский шепот преследовал ее. Вонзает острое лезвие даже в Руана за то, что он позволил ей поверить в близкую смерть…

Внезапно нож ударился о металл, отозвавшись болью в ее запястьях. Она подняла голову и неожиданно осознала, что с нее градом льется пот. Ее лицо было мокрым, а глаза затуманило пеленой едкого пота.

— Я нашла, — сообщила она. — Здесь какой-то ящик.

— Хочешь, я сменю тебя? — спросил Руан. — Тароу-ки, с тобой все в порядке?

— Нет, я сама, — ответила Кьяра. — Со мной все хорошо.

Она выбрала руками землю с крышки, сделала еще несколько движений ножом и наконец достала из земли ящик. Эта была плоская небольшая коробка квадратной формы, гораздо более легкая, чем можно было ожидать. Металл, из которого был изготовлен ящик, был весь покрыт пятнами, что мешало понять, какой это материал. Бока были украшены гравировкой с изображением тех же символов, что и на камне.

— Он закрыт на замок, — сказала она. — Земля очень сильно в него въелась, но, думаю, его можно сломать.

— Дай я это сделаю.

— Нет, я сама.

Она ударила по замку рукояткой кинжала. Несколько таких ударов — и замок сломался. Кьяра смахнула в сторону осколки и откинула крышку.

— Что там? — поинтересовался великий герцог. — Философский камень?

— Если бы он там был, мы бы его вам все равно не отдали, — сказал Руан. — Кьяра, формула там?

Кьяра заглянула внутрь коробки. Там лежал один-единственный лист пергамента и больше ничего. Она узнала письмена, которые были в той древней книге, что превратилась в прах во время последнего взрыва и пожара в книжной лавке. Почерк не отцовский. Слова написаны той самой неведомой рукой, что и вся остальная книга. Ровные большие буквы местами выцвели от времени. Вверху страницы было написано: Venenum matri veterum effectus dulcedinem enim dico sonnodolce. Некоторые буквы были смазаны и с трудом читались, но догадаться было можно. Мать-королева всех ядов. Этот яд, известный еще с древности, я называю соннодольче из-за сладости его действия.

— Да, она здесь, — сказала она. — Написано по-латыни.