Серые ублюдки - Джонатан Френч

– Дерьмо свиное!

– Тебе нужно вернуться в седло, – сказала Блажка.

– Однорукие ездоки не такая уж редкость, сынок, – вставил Певчий.

Шакал заметил, что Мед смотрит на него.

– Чего ты смотришь на меня? Езжай, если хочешь. Или нет. Сам решай.

– Я только подумал…

– Мы еще не голосовали за нового вождя, Мед, – напомнил ему Шакал.

– Хотя стоило бы, – заметил Овес.

Шакал обменялся взглядами с Певчим.

– Давайте не спешить с голосованием, – сказал старый трикрат. – Это может подождать до тех пор, пока ваш… наш народ не вернется.

Бо́льшая часть копыта была готова с этим согласиться, но Шакал чувствовал, что Блажка и Овес пристально смотрят на него, а Колпак спокойно, но сосредоточенно взглянул на Певчего.

Хорек выехал с Медом сразу, как только они собрали снаряжение. Мед поначалу чувствовал себя в седле неуверенно, но начал привыкать раньше, чем они успели скрыться из виду.

За Отрадной никто не присматривал с самой Предательской луны. До возвращения поселенцев нужно было вымести дома и вывести паразитов, но этим можно было заняться и позже. Сейчас копыто могло немного расслабиться. Колпак отправился на охоту, а Дуболом, не привыкший спать на кровати, громко храпел на полу приюта.

– Никогда не слышал, чтобы он храпел так громко, – прошептала Блажка, когда они с Овсом и Шакалом выползли наружу, чтобы умыкнуть немного вина. Найдя его в лавке бондаря по соседству, они уселись на крыше и молча пустили бутылку по кругу.

– Не хочешь нам рассказать, почему тянешь с голосованием за нового вождя? – спросил наконец Овес, передавая вино Блажке.

– Не тяну я, – ответил Шакал, дожидаясь, пока бутылка дойдет до него.

– Дерьмо свиное, – сказала Блажка, с улыбкой отдавая бутылку. Шакал почувствовал тепло ее пальцев. Они сидели, тесно соприкасаясь бедрами.

– После всего, что случилось? С Ваятелем? Вы правда думаете, что этому копыту нужен вождь?

– Да, – ответил Овес, не задумываясь.

Но Блажка не торопилась с ответом.

– Народу Отрадной он будет нужен, Шак. Горнила больше нет. Они не будут чувствовать себя в безопасности. Тем, кто вернется, вождь будет необходим – иначе они здесь не останутся. Да и что подумают другие копыта, если Серые ублюдки останутся без вождя?

– Не знаю, – ответил Шакал, прикладываясь к вину.

Блажка отняла у него бутылку, не дав сделать еще глоток, а потом отказалась передавать ее Овсу. Противостояние продолжилось: Блажке пришлось защищать свой трофей, отбиваясь от посягательств с обеих сторон. Но как Шакал с Овсом ни старались, они не могли вырвать бутылку из ее цепких рук. Наконец, она, смеясь, позволила Овсу одержать победу. Тот прикончил бутылку одним долгим глотком – Шакалу и Блажке оставалось только тяжело вздыхать, глядя на него. Раскрасневшийся от вина, Шакал увидел, как Блажка прикусила нижнюю губу, стараясь сдержать слова, но те уже рвались наружу.

И с пьяным смехом вырвались:

– Представляю, как Певчий с Берил натрахаются, когда она вернется.

Овес брызнул вином на крышу.

Шакал разразился смехом.

– Ой, черт! Точно! Помнишь, как они раньше все время шумели?

Блажка, сотрясаясь всем телом, уверенно кивнула. Из глаз у нее текли слезы.

– Да ну вас обоих на хрен, – обиделся Овес, вся его борода была забрызгана красными капельками. – Сейчас вас столкну отсюда.

Блажка уже задыхалась.

– Помнишь Певчего? Когда он кончал?

Шакал принялся изображать его, издавая звуки, похожие на рев умирающего медведя. Блажка ткнула в бок Овса – тот изо всех сил старался не улыбаться.

– Черт, – проговорил трикрат. – Я возьму Уродище и уйду в о-о-очень долгий патруль, когда они вернутся.

Вскоре они втроем смеялись так громко, что из приюта вышел проснувшийся Дуболом и свирепо уставился на них.

– Иди к нам! – позвал Шакал, жестом приглашая немого полуорка на крышу.

– У нас вино кончилось, – указала Блажка.

– Я достану еще, – вызвался Шакал и стал спускаться.

Певчий нашел его, когда он рылся в одном из винных погребов. Обернувшись на звук шагов старого трикрата, спускавшегося с лестницы, Шакал поднял бутылку и вопросительно покачал ею. Певчий махнул рукой, отказываясь, и прислонился к одной из нижних ступенек. Мгновение они просто смотрели друг на друга, ничего не говоря. Наконец, Певчий набрал воздуха в грудь.

– Копыто начинает думать, что мы станем соперничать за место вождя, – проговорил он.

– Не станем, – ответил Шакал простодушно.

– Знаю, – сказал Певчий. – Ты по-прежнему в этом уверен?

– Я мог бы задать тот же вопрос тебе.

– И я бы ответил, что нет, если честно. Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным.

– Это лучшее решение для копыта, Печный.

– Они могут подумать иначе.

– Не подумают. Увидишь. А сейчас будь любезен убрать свой зад с лестницы, эти бутылки очень ждут.

Певчий, ухмыльнувшись, освободил проход.

Шакал поставил ногу на нижнюю ступеньку.

– Присоединяйся к нам. Хотя, может, тебе и не захочется слишком пьянствовать. Тебе нужно поберечь силы.

– Для чего? – спросил Певчий, сдвинув брови.

С улыбкой начав взбираться по лестнице, Шакал снова изобразил рев умирающего медведя.

В ту ночь, ощущая приятный шум в голове, он устроился на койке, которую выставил на крыльце приюта. Горячий воздух наполняло непрестанное пение цикад. Он спал беспокойно: даже вино не смогло заглушить сны об орках, марширующих по болоту. Но разбудил его сон более приятный – и все же он боялся, что тот сбудется. И боялся, что не сбудется.

Блажка взобралась на него, облаченная в одну только тишину. Тепло ее гладкой кожи казалось приятной прохладой среди ночного зноя. От одного веса ее тела он затвердел и скользнул в нее, еще не успев полностью проснуться. Ее губы нашли его, пытливый язык двигался неспешно. Все закончилось постыдно, блаженно, быстро. Она укусила его за шею и ухмыльнулась, он продолжал пульсировать. Пока они лежали рядом, Шакал наслаждался легким ветерком, обдувавшим потную складку, образованную их телами.

– Я уже устала тебя ждать, – прошептала она.

– Я не был уверен. Последний раз был…

– Знаю, – ответила она, избавляя его от продолжения. – Я тоже не знала точно. Мы почти все время были ночами в патрулях. А когда оставались здесь, мне казалось неправильным этим заниматься, когда Мед ранен. Если бы он узнал, это было бы все равно что стручок ему оттяпать вместе с рукой.