Чисто семейное дело - Юлия Федотова

И они остались втроем, под сосной, в холодном лесу, медленно заносимом снегом. Балдур подремывал у костра, Хельги спал одурманенным сном, и только гном не находил себе покоя, суетился рядом. Он то махал рукой перед носом младшего брата, то хлопал его по щекам, в надежде вернуть к действительности из мира грез, то ему начинало казаться, будто бы тот дышит слишком тихо, и он лез холодными, плохо гнущимися и почти утратившими чувствительность пальцами проверять, есть ли пульс, бьется ли сердце. А потом тормошил, приставал к Балдуру:

— Ты уверен, что он у нас не помрет? Нет, скажи, ты абсолютно уверен?

— Уверен, — терпеливо отвечал колдун. — Убежден. Абсолютно. Непоколебимо. Гарантирую. Клянусь честью… Да прекрати ты наконец себя изводить! Это простые волеподавляющие чары, для бессмертного они не опаснее укуса комара.

— А для смертного, значит, опасны?! — цеплялся к словам въедливый гном. — Ты учти, Хельги у нас демон неполноценный, не смотри, что кажется грозным и могучим.

— Неважно, — втолковывал Балдур, — главное — суть, а не детали. Все будет хорошо.

Почтенный Канторлонг ненадолго успокаивался, но скоро находил новый повод для тревоги:

— Скажи, ты уверен, что он у нас не простудится? Земля-то холодная! Как бы не замерз?!

В этом вопросе Балдур никаких гарантий дать не мог. Тогда Орвуд принимался подбрасывать дров в костер, подтыкать одеяло…

Так и миновала та ночь. А к полудню прекрасно выспавшийся демон и полусонные сиделки его воссоединились с компанией… и едва узнали своих спутников! Моровое поветрие, наделавшее столько переполоха в Дайре, на поверку оказалось свинкой! Карантинные меры, принятые заботливым герцогом, не спасли. Ильзу, Рагнара, Эдуарда и великовозрастную дщерь сенатора Валериания — всех четверых поразила детская хворь. И, разумеется, специализирующийся на благородных недугах эльф лечить такое не умел!

Нельзя сказать, чтобы они сильно страдали физически. Скорее, морально. Девиц раздражал изуродованный внешний вид — кому понравится бродить по миру с раздутой физиономией? Рагнара беспокоило иное.

— Ох, только бы на низ не перешло, — причитал он, не стесняясь присутствующих дам, — ох, только бы не перешло! Отец меня прибьет! Он мне уж сколько лет пеняет, что никак потомством не обзаведусь. А если я вовсе не смогу, после болезни? От свинки, говорят, бывает бесплодие… Что делать-то будем? С наследниками-то? — Он подпихнул в бок друга-принца.

Но Эдуарда вопросы престолонаследия занимали куда меньше. У него болели уши и горло, разговаривать не хотелось.

— Подумаешь, — отмахнулся он. — Лично у меня есть сестра. В крайнем случае она родит.

— Да-а! Тебе повезло! А мне как быть? — затосковал оттонец.

— Ты, во-первых, не каркай, — посоветовала скорая на решения сильфида, — а во-вторых, если что, Розалиана коронуете. В крайнем случае.

— Верно! — просиял рыцарь. — Как я сам не догадался! Я его летом видал — славный парень растет, крепкий, даром что сынок кузена Улля!.. Только имя ему придется поменять, вот что! Настаивать буду! Розалиан Первый, король оттонский! Ужас! Да нас все Староземье засмеет!

…Впрочем, время показало, что волнения были напрасны. До органов государственной важности болезнь не добралась.

Из дневника Хельги Ингрема

Умные существа никогда не станут принимать еду или питье из рук врага. Жаль, что я к таковым не отношусь.

Ругают меня все, кроме Эдуарда, — ему по чину не положено — и, к сожалению, заслуженно. Обобщенный перечень упреков таков: я до сих пор не научился обходить ловчие ямы Соламина, я позволил себя опоить, я всех перепугал до смерти, я даже не попытался хоть что-то разузнать о невестах. И самое главное: я, как последний идиот, слушал чужие речи, занимался историческими экскурсами, вместо того чтобы воспользоваться случаем и объяснить лордам, какую ошибку они допустили и чем она грозит миру! Я должен был орать, бить, крушить, но хоть как-то их вразумить! Почему я этого не сделал?

А я и сам не знаю почему. Прямо затмение какое-то нашло, мозговой ступор. Единственное, что можно предположить: я попал под воздействие чар еще до того, как выпил зелья. Слишком уж впечатлило меня созерцание ландшафтов утраченной родины. Красиво было, спору нет, но все-таки я не эльф и не поэт, чтобы, будучи в своем уме, так болезненно реагировать на природные объекты.

А душещипательное повествование о гибели островов Эмайн! Боги великие, ведь я в тот момент едва не разрыдался на манер девы корриган!.. Как там было? «…И кровь на льду, и черными крестами вмерзшие в лед тела…» Звучит, а?!

Помню, вошла наша тысяча в Корр-Танг, только что отбитый у орков. Поперек улиц баррикады из трупов. Все подряд в одной куче — бабы, старики, младенцы… Причем не целиком, а по частям — руки, ноги, головы… У кудиан выгрызены внутренности, люди просто разодраны в клочья — орки их не едят, говорят, мясо нечистое… Не знаю, может, у проклятых гоблинов есть какая-то народная забава, связанная с подбрасыванием в воздух кишок? Иначе как объяснить, почему они, кишки человечьи, гроздьями свисали с деревьев?.. Идем по городу, а под ногами слякоть, как осенью, только не от дождя — от крови. Ее уже песок не впитывал. Про запах я молчу — летом дело было. От такого запаха не только у орка — у кого угодно марах приключится… Дома лежат в руинах — это уже при штурме наши маги огненными шарами били. Среди развалин копошится всякая мелочь — домовые гоблины, еще какие-то твари вроде боггартов. Орки их не тронули, они сами сошли с ума от страха и вида крови. Бродят, как призраки, таращатся бессмысленно или сидят, раскачиваются и воют так, что мороз по коже… Мы мимо проходим, а они к нам руки тянут молча. Зачем — непонятно. Спрашиваем — не отвечают, только стонут. Страшно до одури.

Вдруг видим — посреди руин стоит храм, уж не помню, кому из южных богов посвященный. Целехонький — ни царапинки, будто не война кругом. Ну думаем, чудо! Бог свое имущество уберег! Заглянули посмотреть. А там девчонки. Прятались они в нем, надеялись, бог спасет. Много, много девчонок, целый храм битком. Живые. Только на самом деле лучше бы им быть мертвыми и лежать на улицах в общих кучах, после того, что с ними сделали орки… Говорят, ни одна потом не выжила…

И что, спрашивается, я тогда делал в Корр-Танге? Оплакивал погибших? Как бы не так! Жрать мы сели. Прямо посреди улицы, среди трупов. Наши обозы были разбиты под Уммаром, провианта не подвозили три недели, а тут в одном из подвалов обнаружилась бочка соленого козьего сыра — уж не знаю, почему орки ее не нашли раньше нас? — вот мы и устроили пир. А он мне про кровь на льду!

И потом, что-то не понравилась мне история со спригганами! За что их, собственно, прокляли? За то, что не захотели лежать и дожидаться, покуда их заживо раздавит льдом? Да с какой, собственно, стати? Что за бред? «Они предпочли тоске чужбины вечный покой в Долине предков…» Придет же в голову такая глупость… Аолен говорит, я сужу как наемник, у которого никогда не было родины. Возможно. Но я живой наемник, а не мертвый тилвит тег или кто там еще? Гуараггед аннон.