Лесной замок - Норман Мейлер

Господин Губка поневоле отер глаза, потому что на них набежали слезы.

— Никогда еще мне не доводилось слышать такой пакости, — выдавил он из себя и опрометью выбежал из класса.

Для Адольфа наступили тридцать секунд славы. Даже те, кто весь год полностью игнорировал его, теперь принялись дружески шлепать смельчака по спине. «Ты отчаянный парень!» — доносилось до него со всех сторон.

Впервые в жизни Адольф удостоился всеобщей овации. Причем, аплодируя ему, мальчики один за другим поднимались из-за парт. Но тут же в класс вошли два педеля, чтобы препроводить хулигана к директору училища, господину доктору Трибу.

«Не будь сейчас самый конец учебного года и не работай мы все так усердно над тем, чтобы как-то подтянуть твою жалкую успеваемость, я немедленно отчислил бы тебя, — сказал доктор Триб. — В создавшейся же ситуации я предпочитаю рассматривать твою беспримерную выходку как лишнее доказательство того, что ты еще не оправился от утраты горячо любимого отца. Так что я разрешаю тебе остаться в училище еще на полгода, разумеется, если ничего подобного больше не произойдет. И, конечно же, ты должен извиниться перед господином Губкой».

Извинение состоялось при более чем курьезных обстоятельствах. Господин Губка преподал Адольфу воистину незабываемый урок. Даже о самом слабом человеке ничего нельзя знать заранее, пока он не продемонстрирует свою сильную сторону.

Господин Губка облачился по такому случаю в свой лучший костюм и наверняка отрепетировал речь заранее. Говорил он, не глядя Адольфу в глаза, но куда более строго, нежели такое удавалось этому мямле в классной аудитории.

— Мы не будем касаться причины, по которой ты оказался здесь. Однако я настаиваю на том, чтобы ты прочитал вслух следующую молитву.

И он передал Адольфу лист хорошей бумаги в линейку, на котором сплошь заглавными буквами было написано:

О ГОСПОДЕНЬ ВЕЛИКИЙ АРХАНГЕЛЕ! ИЗБАВИ НАС ОТ ВСЯКИХ ПРЕЛЕСТИ ДИАВОЛЬСКИЕ, ЕГДЫ УСЛЫШЬ НАС, ГРЕШНЫХ, МОЛЯЩИХСЯ ТЕБЕ И ПРИЗЫВАЮЩИХ ИМЯ ТВОЕ СВЯТОЕ.

УСКОРИ НАМ ПОМОЩЬ И ПОБОРИ ВСЕХ ПРОТИВЯЩИХСЯ НАМ СИЛОЙ ЧЕСТНОГО И ЖИВОТВОРЯЩЕГО КРЕСТА ГОСПОДНЯ, МОЛИТВАМИ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ, МОЛИТВАМИ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ, СВЯТИТЕЛЯ ЧУДОТВОРЦА НИКОЛАЯ, АНДРЕЯ, ХРИСТА РАДИ ЮРОДИВОГО, СВЯТОГО ПРОРОКА ИЛЬИ И ВСЕХ СВЯТЫХ ВЕЛИКОМУЧЕНИКОВ, СВЯТОГО МУЧЕНИКА НИКИТЫ, И ЕВСТАФИЯ, И ВСЕХ ПРЕПОДОБНЫХ ОТЦОВ НАШИХ, ОТ ВЕКА БОГУ УГОДИВШИХ, И ВСЕХ СВЯТЫХ НЕБЕСНЫХ СИЛ.

О ГОСПОДЕНЬ ВЕЛИКИЙ АРХАНГЕЛЕ! ПОМОГИ НАМ, ГРЕШНЫМ, И ИЗБАВИ НАС ОТ ТРУСА, ПОТОПА, ОГНЯ, МЕЧА И ОТ НАПРАСНОЙ СМЕРТИ, ОТ ВЕЛИКОГО ЗЛА, ОТ ВРАГА ЛЬСТИВОГО, ОТ БУРИ ПОНОСИМОЙ, ОТ ЛУКАВОГО ИЗБАВЬ НАС ВСЕГОДА И ВОВЕКИ ВЕКОВ. АМИНЬ!

— Известно ли тебе, к кому обращена эта молитва? — спросил господин Губка.

— Может быть, к архангелу Михаилу? — неуверенно предположил Адольф.

Ну разумеется! Он же прекрасно знает эту молитву. В монастыре в Ламбахе ему приходилось каждое утро читать ее после мессы. Хуже того, он прекрасно помнил и как твердил ее, сидя на табуретке и набросив себе на плечи платье Анжелы.

— Да, — сказал он уже без колебаний, — эта молитва, мой господин, обращена к святому архангелу Михаилу. — И тут же у него, как тогда, в платье Анжелы, встал, правда, не так сильно.

Господин Губка был лютеранином, а не католиком и потому не знал, что величественно-грозные слова молитвы отлично знакомы мальчику и, значит, не производят на него ожидаемого учителем впечатления. Адольф прочитал молитву без малейшего трепета. Более того, он форсировал голос, он утрировал, можно сказать, кривлялся.

Короткая речь, заготовленная господином Губкой по поводу потопа, огня, меча и напрасной смерти, явно пропала втуне. Хуже того, учитель вновь почувствовал себя бессильным перед этим угрюмым реалистом, судя по всему уже задумавшим очередную выходку. Идея с молитвой была хороша, но, как все благие намерения, лишь мостила дорогу в ад.

Учитель пробормотал несколько слов о том, что ему было приятно «узнать тебя и с хорошей стороны, юный Гитлер», и прервал свой монолог на полуслове.

— Нижайше прошу прощения за мое вчерашнее поведение, господин Губка, — ответил на незаконченную речь Адольф, никоим образом не показывая, что унижен. Да он и не был унижен.

Господин Губка в очередной раз почувствовал, что вот-вот расплачется. Во избежание этого конфуза он жестом отпустил мальчика.

Выйдя из кабинета, Адольф впал в безмолвную ярость. Этих лицемеров следовало бы ткнуть мордой в восковую вагину из анатомического музея!

Вместе с тем он уже готовил речь, с которой предполагал обратиться к одноклассникам, когда они окружат его на ближайшей перемене. «Что ж, — скажет он им, — бедного старого Губку я определенно сделал».

После уроков он затеял игру в снежки с новыми друзьями, благо на дворе стоял март, и провозились они в снегу до самых сумерек. Играя, Адольф придумал и принялся выкрикивать своего рода заклинание (в наши дни его назвали бы речевкой): «Бодрость, пламя, кровь, железо!» — и ближе к концу игры с невероятным удовольствием обнаружил, что трое соучеников из его «команды» освоили речевку и повторяют ее в ходе ледового побоища. Адольф и сам не знал, откуда взялась эта фраза, наверняка не из книги. «Бодрость, пламя, кровь, железо!» (Уже и не помню, не была ли то моя подсказка? Так часто приходится делиться с клиентами собственными находками.)

Остановимся на том, что, вернувшись домой, Адольф снял с полки томик Трайчке и выучил наизусть нижеследующий пассаж:

Бог подарил землю немцам, чтобы она стала их общим домом, а это означает, что рано или поздно из их среды выйдет вождь всемирного масштаба — живое воплощение и олицетворение той воистину таинственной силы, которая сплотит германский народ воедино и дарует ему незримую власть над всем человечеством.

В ближайшие месяцы Адольф не раз задумывался над этими словами. Можно ли на них полагаться? Соответствуют ли они действительности? Ведь и немцы бывают разными, и кое-кто из них, тот же господин Губка, существа совершенно бесполезные. И все же в ходе возобновившихся сражений в лесу он вел своих «бойцов» в атаку, выкрикивая эту мутную и многословную сентенцию. Да и самому себе повторял ее то и дело, толком даже не понимая, что она, собственно говоря, означает. Но ничто из того, что ему доведется прочесть в следующие сорок лет, не окажет на него столь гипнотического воздействия. Нам, бесам, давным-давно известно, что дюжинный ум, целиком и полностью проникшись какой-нибудь идеей мистического свойства, способен на недюжинные деяния, выходящие далеко за рамки его природного потенциала.

Поздней весной 1903 года возобновившаяся по субботам игра в войну обернулась новыми непредвиденными трудностями. Иногда каждая из армий насчитывала до пятидесяти «бойцов», а значит, Адольфу поневоле пришлось столкнуться с проблемами военно-полевой логистики. У обеих сторон теперь появились собственные раненые и чужие пленные. Оставаясь (до самого недавнего времени) на ничтожных ролях в реальном училище, здесь, в лесу, Адольф, наоборот, был генералиссимусом. То и дело он придумывал новые правила ведения боевых действий и тут же менял их. В одну из суббот он пришел к такому выводу: пленных следует или запирать под замок, или просто-напросто ликвидировать.