Дочь Нефертити - Татьяна Семенова

— Я не смогла достойно одарить вас, а ведь вы спасли жизнь не только мне, но и будущему наследнику трона.

— Не стоит благодарности, — сказал Саша. — Мы сделали то, что должны были сделать. Мы просто искренне хотели помочь и помогли. Мы не умеем по-другому, — Саше было чуточку неловко, что он не может рассказать Анхесенамон всю правду до конца, но и обманщиком он себя не чувствовал. — Вам предстоит ещё длинный и трудный путь, однако мы знаем наверняка: боги останутся на вашей стороне, даже когда мы покинем вас.

Вот тут уже Саша немного лукавил: не знали они и не могли знать, чем закончится бегство Анхесенамон в страну Хатти. У современных историков не было однозначного ответа на вопрос о судьбе дочери Нефертити.

Джедхор снял с груди амулет и протянул ребятам.

— Это самое дорогое, что у меня есть, — прокомментировал он. — Я хочу, чтобы вы приняли его — в благодарность за всё.

Саша отрицательно покачал головой.

— Нет, такой амулет должен всегда оставаться у хозяина и охранять его, тем более что ваш опасный путь ещё не закончен.

Джедхор нахмурился, но был вынужден согласиться, и, подозвав слуг, велел принести три амулета — самых лучших, какие сумеют найти.

Аня подняла руку, и по лицу её видно было: вспомнила что-то важное:

— Можно я спрошу? А что стало с магическим зеркалом?

Саша перевёл. Действительно улететь, не узнав об этом, было бы странно.

— Я приказала бросить его на дно пруда, — сообщила Анхесенамон. — Надеюсь, оттуда оно не сможет говорить чужими голосами.

— А флаконы с отравленными духа?ми и противоядием?

— О, теперь никто и никогда не найдёт их, — сказала Анхесенамон. — А если найдёт, то это будет великим наказанием за совершённое преступление.

Ребята переглянулись между собой

— Владычица не стала уничтожать духи, как советовали ей посланцы богов? — удивился Саша.

— Во-первых, аромат противоядия оказался еще более прекрасным, чем у яда. Как же уничтожать такую прелесть? — озорная улыбка промелькнула на лице царицы, потом оно вновь сделалось серьезным. — А во-вторых, боги подсказали мне иной путь. Я положила духи в гробницу Тутанхамона. Два изящных алебастровых флакона стоят теперь рядом с саркофагом, и если кто-нибудь потревожит вечную обитель владыки, то яд во флаконе будет тем наказанием, которого заслуживает этот преступник.

В пещеру вернулся Апуи.

— Буря практически стихла, мы можем снова двигаться в путь, — поведал он.

— Хорошая новость, добрая новость, — бодро откликнулся Джедхор. — Ты осмотрел окрестности?

— Да, — ответил слуга. — Врагов нигде не видно. Если они не сумели добраться до скал, то… — он развёл руками. — Вряд ли выжили в этой стихии.

— Подождём ещё немного для верности и двинемся, — сказал Джедхор.

Ребята тем временем отошли в сторону и тихо беседовали между собой. Аня была крайне взбудоражена последними словами Анхесенамон:

— Нет, вы слышали, что она нам рассказала?! Вы понимаете, что мы натворили?!

— О чём ты? — спросил Ваня. — Ну, поставила отраву в гробницу. Это не хуже, чем в огонь. Кто туда влезет в ближайшие две тысячи лет?

— Проклятие Тутанхамона… — пробормотала Аня, словно сама с собой разговаривала.

— Что? Что ты сказала? — не поняли ребята.

— Я говорю о проклятии Тутанхамона, — начала объяснять девушка. — Вы, наверно, не знаете, а я и на экскурсии слышала и потом читала об археологе Говарде Картере, который нашёл гробницу Тутанхамона. Неужели вы не слышали? Это была очень скандальная история. Те, кто первыми вошли в гробницу, вскоре умерли.

Ребята просто оцепенели.

— Очень много написано на эту тему, — продолжала Аня, — и предположений выдвигалась масса. В проклятии Тутанхамона так и сказано: кто потревожит гробницу — умрёт. Некоторые даже уверяли, что это древнее заклятие жрецов. И что особенно интересно, сами египтяне, никогда не грабили эту гробницу, она единственная осталась не тронутой до двадцатых годов прошлого века.

Ваня почесал в затылке и произнёс с известной долей гордости:

— Короче, те, кто вместе с этим Картером вскрыл гробницу, обнаружили флакон с нашими российскими отравленными духа?ми и любопытства ради открыли его?

— Скорее даже не так, — предположил Саша. — Притертая пробка — это вам не вакуумно-плотная упаковка. Весь препарат за тысячи лет давно улетучился из флакона, и вирус равномерно заполнил атмосферу внутри гробницы. Первые надышались, потом всё выветрилось.

— Но в любом случае, — подхватила Аня, — я же говорила этому Максиму, что вирус не умрёт, а будет жить своей жизнью. Вот вам и результат!

Что тут было возразить? Саша перевёл взгляд на «Фаэтон».

— Осталось пятнадцать минут, — сообщил он. — Мы хоть теперь обсудим, что будем делать там, на чердаке.

— А всё равно получится экспромт, — с печальной мудростью заметил Ваня.

— Погоди, но ты хоть представляешь, за что там цеплять нашу лестницу?

— Решим на месте, — отмахнулся Ваня. — Я не хочу сейчас об этом думать.

Ваня был крайне рассеян и смотрел только на Анхесенамон. Саша окинул его скептическим взором и повернулся к Анюте:

— А ты как считаешь?

— Ну, если взяли отсюда лестницу, значит, и крепеж к ней можно найти здесь, — проявила девушка неожиданную техническую смекалку.

— Прекрасная мысль, — согласился Саша.

Он вспомнил, как слуги пытались чинить отскочившее колесо, и обратился к Джедхору. Вскоре им принесли тяжелый медный молоток и несколько довольно острых бронзовых клиньев.

— Ну, хорошо, — по-деловому сказала Аня. — Уйдем мы через окно, оторвемся от преследователей. А дальше что?

— Знаешь, — ответил Саша, — Оболенский прав: всё равно будет экспромт. Это как перед отъездом куда-нибудь: переносишь важное дело всё ближе к последнему дню, и наконец, понимаешь, что займшься им только после возвращения. У меня так часто бывает. Вот и теперь, здесь, в Египте, мы ничего не придумаем, надо сначала вернуться…

— Ветров, — сказал Ваня, — я не хочу отсюда уезжать. Во всяком случае, через десять минут — это слишком рано.

— Ты с ума сошёл? — тихо спросил Саша.

— Нет, я уже почти понял, как перенастроить этот прибор. Не слишком сложная проблемка. Сначала мы отменяем заданное время возвращения — это вообще делается одной кнопкой…

Саша стремительно выдернул «Фаэтон» из рук Вани.

— Да не бойся ты, — сказал Ваня как-то вяло, почти сонно. — Не стану я этого делать, не согласовав с вами. Просто мне кажется, что мы в ответе за Анхесенамон. Нельзя её бросать тут, в пещере. Она такая… — он поднял руки, словно молил богов подсказать ему нужные слова. — Воздушная, нереальная, недосягаемая… и одновременно такая доверчивая, нежная, хрупкая, беззащитная… Обидеть её — грех великий. Не влюбиться в неё может только совсем бесчувственный человек. А уж если она полюбит, то это навсегда, это — абсолютная преданность, неведомая нашим современницам…