Хроники Известного космоса - Лэрри Нивен

Пока не вспомнил.

Он поднялся и осторожно перелез через стену. Не стоило делать неловкие движения в трех футах от края, а он часто бывал неуклюж в таком нервном состоянии. Желудок как будто заменили пластмассовой моделью из кабинета биологии. По конечностям пробегали судороги.

Он немного отошел от стены и остановился. В каком направлении Госпиталь?

«Полно тебе, – подумал он. – Это смешно».

Слева вздымался холм. Вдоль его края светились фонари. Попробовать пойти туда?

Трава и почва под ней закончились, как только Мэтт достиг вершины. Теперь под босыми ногами был камень и каменная пыль, не затронутые тремястами лет озеленительной программы колонии. Он стоял на гребне холма и глядел вниз, на Госпиталь. Тот находился в полумиле и весь был залит светом. Позади и по обеим сторонам были другие фонари, светились окна домов, но ни один из этих огоньков не находился ближе полумили от Госпиталя. На фоне общего сияния Мэтт различил черный язык леса, замеченный им утром.

В направлении, составлявшем с нечеткой линией деревьев некоторый угол, прямая дорожка света тянулась от Госпиталя к группе зданий у периметра расчищенной зоны. Подъездная дорога для снабжения.

Двигаясь по краю городка, можно достичь лесополосы и по ней дойти до стены. Но риск казался неоправданным. Зачем Реализация оставила это единственное укрытие, пересекающее голое плоское поле? Полоска леса должна быть набита датчиками.

Мэтт пополз по камню.

Он часто останавливался. Двигаться таким образом утомительно. И что он будет делать, попав внутрь? Госпиталь велик, и Мэтт ничего не знает о его устройстве. Беспокоят освещенные окна. Засыпает ли вообще Госпиталь? Ярко и холодно сияют звезды. Но с каждой остановкой для отдыха Госпиталь оказывается чуть ближе.

Как и стена, его окружающая. Она наклонена наружу, и с этой стороны в ней нет ни единой бреши.

Уже в ста метрах от стены Мэтт обнаружил проволоку. Медная, неизолированная, она тянулась в нескольких дюймах над землей, подвешенная к большим металлическим кольям футовой высоты, забитых в скалу через каждые тридцать метров. Мэтт перебрался через нее очень осторожно, не задев.

Из-за стены донесся тихий звон тревожной сигнализации. Мэтт застыл как вкопанный. Потом повернулся и перескочил через проволоку назад. Упав на землю, он замер и зажмурился. Едва заметное онемение говорило о том, что он угодил под звуковой луч. Видимо, он был вне досягаемости. Мэтт рискнул посмотреть назад. Четыре прожектора шарили по голому камню. Стена кишела полицейскими.

Он повернулся, опасаясь, что они увидят его белеющее лицо. Послышалось жужжание. Вокруг разлетались растворяющиеся в крови осколки стеклянистого химиката. Милосердные пули били не так точно, как свинцовые, но одна из них скоро найдет Мэтта.

В него уперся луч света. И второй. Третий.

На стене раздался голос:

– Прекратить огонь.

Трескотня милосердных пуль стихла. Голос зазвучал снова – скучающий, властный, усиленный до предела:

– Эй, ты, вставай! Лучше сам подойди, чтобы не пришлось тебя нести.

Мэтту хотелось зарыться в землю, как кролику. Но даже кролик не нашел бы себе места в выщербленном пыльном камне. Он встал с поднятыми руками.

Ни звука. Ни движения.

Один из лучей отполз в сторону от него. Потом и остальные. Они долго чертили случайные дуги по защитному каменному полю, затем один за другим погасли.

Усиленный голос заговорил снова. Теперь он звучал озадаченно.

– Почему сработала сигнализация?

Другой голос, едва слышимый в тихой ночи:

– Не знаю, сэр.

– Может быть, кролик? Ладно, расходимся.

Фигуры на стене исчезли. Мэтт остался совершенно один. Спустя какое-то время он опустил руки и пошел прочь.

Человек был высоким и тощим, с длинным узкогубым лицом, начисто лишенным выражения. Форма реализатора на нем была безупречно чиста и идеально отглажена, как будто он ее надел всего секунду назад. Он привычно скучал у двери – человек, который полжизни провел в сидячем ожидании.

Через каждые пятнадцать минут он вставал, чтобы посмотреть на «гроб».

Тот, судя по размеру, предназначался для Гильгамеша или Пола Баньяна[65]. Он был дубовым, по крайней мере снаружи. Восемь измерительных приборов на крышке выглядели так, словно их откуда-то открутили, а затем поручили установить на «гроб» не слишком умелому плотнику. Длинноголовый поднимался, подходил к «гробу», стоял минуту над циферблатами. Поломка не исключена, и в такой ситуации придется действовать быстро. Но до сих пор сбоев не происходило, он возвращался на свое место и ждал дальше.

Задача. Сознание Полли Турнквист обладает нужной информацией. Как до нее добраться?

Разум – это тело. Тело – это разум.

Наркотики повлияют на ее метаболизм. Они могут ей повредить. Вы бы рискнули, но вам категорически запрещено применять.

Пытки? Можно вырвать несколько ногтей, сломать несколько костей. Но боль воздействует на адреналиновые железы, а адреналиновые железы воздействуют на все остальное. Длительная боль может оказать серьезный, даже необратимый вред необходимому для медицинских целей организму. Кроме того, пытки неэтичны.

Дружеское убеждение? Можно предложить ей сделку. Жизнь и переселение на другой участок Плато в обмен на все, что вы хотите узнать. Вам эта идея нравится, и банки органов полны… Но она не пойдет на сделку. Вы уже имели дело с такими людьми, так что ответ вам известен заранее.

Вы устроите ей приятный отдых.

Полли Турнквист – всего лишь одинокая песчинка в пространстве. Даже меньше чем песчинка, потому что вокруг нет ничего, что можно отождествить с пространством. Ни жары ни холода, ни давления, ни света ни тьмы, ни голода ни жажды, ни звука.

Она пыталась сосредоточиться на своем сердцебиении, но даже оно исчезло. Слишком постоянный ритм – мозг его вычеркнул. То же произошло с тьмой перед завязанными глазами: тьма была однородна, и Полли ее больше не ощущала. Она могла напрягать мускулы в своем мягком коконе, но не осознавала результата, поскольку оболочка поддавались лишь на доли дюйма. Ее рот был приоткрыт, но нельзя было ни раскрыть его шире, ни закрыть – мешал загубник из пенорезины. Она не могла прикусить себе язык или хотя бы найти его. Ей нигде не удавалось вызвать ощущение боли. Неописуемый покой «лечения в гробу» окутал ее своими нежными складками и понес ее, беззвучно кричащую, в ничто.

«Что произошло?»

Мэтт сидел на краю травяного покрова на холме над Госпиталем. Взгляд уперся в полыхающие окна. Кулак мягко постукивал по колену.

«Что произошло? Я попался. Попался!»

Попался – и ушел. Озадаченный, беспомощный, побежденный, он ожидал, что громовой голос прокричит приказ. Но ничего не случилось. Словно полицейские забыли о нем. Он ушел, ощущая смерть за спиной, ожидая луча парализатора, укола милосердной пули или офицерского рявканья.