Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз

Учитывая серьезный провал, постигший производство оружия и боеприпасов в Германии летом 1939 г. и впервые в полной мере освещенный в данной главе, доводы, которыми Гитлер объяснял свое решение начать войну, заслуживают того, чтобы их рассматривали серьезно, а не отмахивались от них как от «полуправды» и оправданий, сделанных задним числом[963]. Гитлер был вполне осведомлен о том, в каком состоянии находится в Германии производство вооружений. И по сути он был прав, считая, что Германия подошла к черте, после которой продолжение мирной гонки вооружений ей почти ничего не даст. Это со всей очевидностью вытекало и из представленного Томасом широкого анализа макроэкономики гонки вооружений, и из сравнения данных по выпуску боевых самолетов. В 1939 г. Великобритания и Франция наконец начали догонять люфтваффе. Если война, как полагал Гитлер, была неизбежна, то в рамках его собственной «безумной логики» он действительно был заинтересован в нанесении удара при первой благоприятной возможности. И такую возможность летом 1939 г. ему дало неожиданное достижение немецкой дипломатии.

IV

По мере того как ситуация в Центральной и Западной Европе все сильнее поляризовалась, все более решающее стратегическое значение приобретали окраинные державы. Германии не удалось сделать Польшу своим союзником. Не сумел Гитлер и нейтрализовать британские и французские гарантии. С другой стороны, к августу 1939 г. Гитлер и Риббентроп раскололи трансконтинентальную коалицию, которая представляла возможную угрозу для Третьего рейха после оккупации Праги.

Первыми дрогнули Соединенные Штаты. После Мюнхена Рузвельт все более недвусмысленно выступал против гитлеровского экспансионизма. Однако принципиальный вопрос заключался в том, был ли способен президент сколотить в США внутреннюю коалицию, необходимую для поддержки его все более воинственной позиции. Европа приближалась к войне, но принятый в 1937 г. крайне ограничивающий возможности президента Закон о нейтралитете все еще оставался в силе. После оккупации Праги в конгрессе предпринимались попытки снять часть ограничений с тем, чтобы участники военных действий могли покупать у Америки оружие по принципу «плати и забирай»[964]. Но к началу лета эти попытки были блокированы изоляционистским меньшинством и в палате представителей, и в сенате. 18 июля Рузвельт был вынужден отказаться от своих намерений до следующей сессии конгресса. В Париже и Лондоне это вызвало уныние. Профашистская печать ликовала. Американские обещания оказались пустыми словами[965]. Ультраправая организация LActionfrancaise саркастически писала: «Америка с нами! Сто двадцать миллионов свободных граждан Соединенных Штатов горят желанием помочь нашим солдатам!»[966]. Ситуация, сложившаяся летом 1939 г., не позволяла США снабжать Великобританию либо Францию оружием и боеприпасами в случае войны. Трудно себе представить, чтобы серьезные люди в Риме или в Берлине испытывали реальные сомнения в отношении того, что случится, если действительно разразится война. Кроме того, изоляционисты не препятствовали усилиям Рузвельта по наращиванию уровня вооружений в самой Америке. Но летом 1939 г. было ясно, что в случае европейской войны пройдут месяцы, если не годы, прежде чем американская военная и промышленная мощь даст о себе знать в полной мере[967].

Если участие США в войне на стороне Великобритании и Франции просто оказалось под вопросом, то позиция Советского Союза изменилась куда более существенным образом. Как мы уже видели, после 15 марта, когда немецкие войска вошли в Прагу, все понимали, что Франция, Великобритания и Советский Союз вскоре объединятся в тройной оборонительный союз против Германии. Угроза, которую создавала для всех трех стран непрерывная агрессия Германии, была так велика, что им, несомненно, следовало забыть об идеологических разногласиях. Именно в таком духе высказался в конце мая в британском парламенте Чемберлен, настолько убежденный антикоммунист, насколько это было возможно[968]. Дипломатические и военные дискуссии с участием Франции, Великобритании и Советского Союза продолжались все лето[969]. Гитлер, в свою очередь, стремился втянуть Японию и Италию в союз, обязывающий их объявлять войну врагам Германии – только это давало ему надежду в условиях подавляющего военно-морского превосходства Великобритании и Франции. И британцы это вполне понимали. «Тройная угроза» со стороны коалиции Оси в Атлантике, Средиземном море и на Тихом океане была настоящим кошмаром для стратегов Королевского флота[970]. Стремление дать глобальный ответ Британии требовало от немцев не вступать в более тесные отношения с Советским Союзом, поскольку Япония и СССР были вовлечены в напряженное противостояние в Маньчжурии. Однако в Москве отчетливо проступали признаки нового подхода к европейской безопасности[971]. Одновременно уклончивыми ответами японцев на просьбы Германии и Италии о гарантиях в случае войны Советский Союз дрейфовал в сторону Гитлера.

Немецкие дипломаты хорошо понимали, что Сталин с весны 1939 г. делал все более явный акцент на классическом ленинском учении о неизбежности войны между капиталистическими странами – и это открывало перед Германией новые возможности[972]. В конце концов союз с Германией предоставлял Советскому Союзу наилучшую возможность для того, чтобы выиграть от войны между крупными капиталистическими державами. В свою очередь, если немцы серьезно думали о войне с Польшей и все еще надеялись дать отпор Великобритании и Франции, то они отчаянно нуждались в союзе с кем-нибудь – если не с Японией, то с Москвой. Риббентроп уже 26 мая вчерне составил полный набор инструкций для немецкого посольства в Москве, в котором четко подчеркивал фактически антибританскую направленность политики Германии и в Европе, и в ее отношениях с Японией[973]. Но эти инструкции так и не были отправлены по назначению, поскольку переговоры с японцами продолжались[974]. Лишь после того, как надежда на военный пакт с Японией была окончательно потеряна (это случилось в начале июля), у немецких дипломатов оказались развязаны руки для того, чтобы обогнать англичан и французов и раньше них заключить сделку с Москвой[975]. Дополнительным стимулом служило и пришедшее 31 мая от итальянцев сообщение о том, что, несмотря на их обязательства перед Осью, они не будут готовы к войне ранее 1943 г.[976] Геринг и Гитлер время от времени называли своим итальянским партнерам именно такой срок начала наступательной войны[977]. Но тогда они рассматривали возможность трехстороннего нападения на британцев в сотрудничестве с японцами. В 1939 г. из всех трех родов войск вермахта лишь немецкий флот не был готов ни к каким военным действиям. К лету 1939 г. военно-морской союз с Японией был снят с повестки дня. Высокими темпами ускорялось перевооружение британских военно-воздушных сил, а немецкая армия зашла в тупик.