Чарлстон - Александра Риплей

Элизабет забыла о своей досаде. По крайней мере, она услышит какие-то новости о своей подруге Каролине от ее матери.

Однако раздражение вернулось, когда наконец разразился шторм.

– К чему была эта ужасная поездка, Пинни? Хэтти только и делала, что выла. Несколько веточек упало с деревьев. Ужасно глупо!

Элизабет притворилась, что слушает спокойные объяснения Пинкни о скорости ветра, анемометре Робинсона и опасности оказаться одной на острове, если ветер достигнет ураганной силы. Элизабет огорчало только то, что она потеряла два великолепных дня, которые могла бы провести на побережье. Их уже не вернешь. Первого октября Кэтрин пойдет в школу.

Даже себе Элизабет не решалась сказать правду. Школа разлучит ее с Кэтрин, а она так боится одиночества.

В первые несколько недель разлука с дочерью переживалась не слишком болезненно. Кэтрин прижималась к матери, не желая расставаться, когда Делия объясняла, что пора идти в школу. Но девочка неизбежно привязалась к своим школьным подружкам. Она убегала от Элизабет сразу же, как только Делия была готова ее вести. Элизабет вновь почувствовала, что ею овладевает безразличие.

Пинкни спросил Люси, как поступить.

– Ее нужно чем-то занять, – сказала Люси. – Надо встречаться с людьми. Срок ее траура истекает как раз к открытию сезона. Ее будут приглашать. Надо настоять, чтобы она принимала приглашения.

Пинкни настоял, и Элизабет подчинилась. Она посещала все обеды, чаи и прочие торжества, на которых подобает бывать молодым вдовам. Пинкни сопровождал ее. Их медно-рыжие головы привлекали к себе всеобщее внимание. Все были рады, что Трэдды опять бывают в обществе; заботливое отношение Пинкни к улыбающейся миловидной сестре находили очень трогательным. Заледеневшее сердце Элизабет начало оттаивать, соприкоснувшись с теплом. Когда наконец подошла пора бала святой Цецилии, Элизабет искренне наслаждалась всеобщим весельем.

Она рассмеялась, увидев, что распорядители заполнили ее танцевальную карточку, словно она вновь была дебютанткой. Все партнеры были ее старыми друзьями, и им стоило труда держаться с ней галантно. Их заботливость была трогательна. Она играла знакомую ей роль неуязвимой кокетки и поддразнивала подруг, что их мужья похитили ее сердце. Элизабет подтрунивала над Джошуа Энсоном, который был вписан в ее танцевальную карточку всего один раз:

– Я знаю, что за карточки отвечаете вы, кузен Джошуа. Вы президент и можете танцевать вальс столько раз, сколько захотите. Вы проявили осмотрительность, зная, что я собираюсь заарканить вас.

Люси и Пинкни, переглянувшись, улыбнулись.

– У нее прекрасное настроение, – заметил Пинкни.

– У мистера Джошуа тоже. Он очень любит этот бал.

Это было очевидно. Щеки мистера Энсона пылали, глаза сияли, благородное лицо пожилого джентльмена светилось удовольствием. Его бальный костюм протерся, белые перчатки и бальные туфли потрескались от старости, но все это было незаметно. Осанка его была горделива, и танцевал он с такой юношеской грацией, что всякий глядевший на него видел перед собой изысканного джентльмена в расцвете лет.

– Знаешь, Люси, – сказала Элизабет, – я шутила с кузеном Джошуа, что охочусь за ним, но признаюсь тебе, я искренне увлечена. Он самый очаровательный мужчина на балу.

Они сидели на позолоченных стульях у стены, в то время как дебютантки готовились к выходу. Люси улыбнулась.

– Ты оказалась в конце длинной очереди, – сказала она. – В Чарлстоне нет ни одной леди, которая бы не обожала Джошуа Энсона. И многие из них гораздо старше тебя.

– В самом деле?

– А ты понаблюдай. Все Энсоны очаровательны. Взгляни хотя бы на Эндрю. Если молодая Уэринг не перестанет коситься на него, она сама себе наступит на ногу.

– Эндрю – ДД этого Сезона?

– Вне сомнений. Он перестал спать по ночам с тех пор, как начались балы.

– Он выглядит очень привлекательным. Особенно в мундире.

Эндрю был в мундире Цитадели. Серо-голубая куртка до пояса, заканчивающаяся сзади раздвоенными фалдами, застегивалась на медные, до блеска отполированные пуговицы и была украшена золотыми эполетами и рядами золотых нашивок на рукаве. Пурпурный пояс с длинной бахромой обвивал талию, концы его спускались до колен, обтянутых лосинами.

– Он великолепен, – самодовольно сказала Люси. – Но все они напрасно надеются. Он уже пригласил на шестнадцатый танец свою обожаемую маму.

– Неужто ни одна ему не нравится? Люси вздохнула:

– К счастью, нет. В июле он заканчивает курс и поступает на службу в армию. Пройдет много лет, прежде чем он сможет жениться. Я буду довольно стара, когда наконец стану бабушкой. Надо бы украсть Трэдда.

– Ты будешь готова заплатить мне, только бы я взяла его обратно. Он стал такой хитрый и лезет всюду, куда не надо.

Гранд-марш начался. Элизабет и Люси спокойно сидели, наблюдая за взволнованными молодыми девушками в прекрасных покачивающихся платьях. Обе ненароком улыбнулись. Люси вспомнила дебют Элизабет, а Элизабет представила Кэтрин в таком же платье – ведь когда-то придет и ее черед.

– Как я рада, что они все еще надевают кринолин, – прошептали обе не сговариваясь. Женщины взглянули друг на друга, и улыбки их сделались еще радостнее.

Наемные повозки выстроились вдоль Митинг-стрит, дожидаясь двух часов ночи, – в это время кончался бал. Обычно они прекращали курсировать к девяти часам, но распорядители заказали особый, последний рейс. Чарлстон в течение двадцати послевоенных лет являл собою пример исключительной стойкости, даже на фоне всей своей истории потрясений и возрождений. Традиции чарлстонцев стали гордостью новых, богатых его обывателей, приехавших в годы Реконструкции, чтобы ограбить местных жителей, отнять у них дома и имущество. Эти новые люди называли себя чарлстонцами, потому что жили в Чарлстоне, и они ценили культуру, которую сумели сохранить коренные чарлстонцы, хотя стояли в стороне от их общества. А может быть, именно поэтому.

Они подпали под обаяние Чарлстона. Конечно же, повозки будут предоставлены устроителям бала. И никому больше не разрешат в этот час воспользоваться ими. Было что-то благородное, чарлстонское в том, что избранное общество на балу состоит из бедняков, не имеющих собственных карет и даже средств, чтобы нанять их для кого-либо, кроме дебютанток и немощных стариков. Каждый гордился, что и за миллион долларов нельзя получить билет на бал.

– Пойдем домой пешком, Пинни. Идти всего два квартала, а ночь слишком хороша, чтобы ехать в душной повозке.

Брат и сестра медленно шли по тротуару. Время от времени они махали рукой своим друзьям, когда мимо проезжали освещенные повозки, а потом наслаждались наступившей тишиной.

– Кажется, я начинаю это понимать, – сказала Элизабет, когда они переходили улицу.