Эпитафия шпиону. Причина для тревоги - Эрик Эмблер

— Три тысячи футов…

— Да, если считать от уровня моря. Но Фузине находится на высоте около четырех тысяч. Даже если мы пойдем по главной дороге, то все равно окажемся выше границы снега. Этот путь нам не подходит. Нужно держаться подальше от дороги, а значит, забираться еще выше. В хорошую погоду мы просто нагуляли бы себе аппетит для завтрака, однако теперь, когда в горах лежит снег и вот-вот начнется метель, дело дрянь.

— Немного снега нам никак не помешает.

— Немного снега! — фыркнул Залесхофф. — Мы не в Англии. Вам приходилось бывать в горах во время снегопада?

— Нет.

— Тогда не говорите о том, чего не знаете. Даже на дороге это не похоже на пикник, а пробираться по бездорожью — хуже не придумаешь. И еще. Видите облака? Если вечером снег и не пойдет, нам все равно придется идти сквозь них.

— И что вы предлагаете?

— Не знаю. — Он нахмурился. — Ума не приложу. Если бы сегодня был обратный поезд в Удине, я бы сказал, что нужно возвращаться. Но единственный поезд идет из-за границы, и в нем могут проверять паспорта. Рисковать нельзя.

— А в Тарвизио нет турецких бань?

— Вам смешно? — огрызнулся он.

— А мы не можем провести эту ночь так же, как прошлую?

— Тарвизио — всего лишь большая деревня. После десяти все закрывается. В этих местах рано ложатся спать.

— Мы не можем вернуться и не можем остаться в Тарвизио — значит, нужно двигаться дальше. Так?

Залесхофф усмехнулся.

— Бывают ситуации, Марлоу, когда подобная логика выглядит чертовски глупо. — Он пожал плечами. — В Тарвизио нам придется потратить немного денег.

— На что?

— На еду и одежду. Шерстяные шапочки, чтобы не отморозить уши, перчатки, лыжные гетры, чтобы сохранить сухими ноги, еще по паре свитеров, шерстяные шарфы, бутылку рома и более подробную карту, чем у меня. Естественно, я говорил нашему попутчику, что мы просто хотим погулять по горам, но мне удалось выяснить, что в нескольких километрах южнее шоссе границу пересекает старая, заброшенная дорога. Вероятно, теперь она заросла деревьями и превратилась в тропинку. Он хотел меня предупредить: прошлым летом четверо туристов пошли по ней, оказались по ту сторону границы, и их чуть не застрелили югославские пограничники. Эта тропинка нам и нужна.

— Всегда мечтал, чтобы меня застрелил югославский пограничник.

— Не говорите глупостей. Будет темно. Кроме того, бояться мы должны итальянцев, а они…

Залесхофф умолк. Дверь купе открылась, и фермер вернулся на свое место. Остаток пути я молча разглядывал облака.

В начале седьмого мы вышли из Тарвизио по проселочной дороге южнее Фузине и почти сразу стали карабкаться в гору. Ниже нас росли ясени и сосны с длинными, как у дикобраза, иглами. Сквозь густой туман я видел пятна снега на склонах и облака, закрывавшие вершины. Ветра не было, зато мороз пронизывал до костей. Колючий воздух щипал кожу, от запаха сосновой смолы кружилась голова. Если бы не холод, мне давно бы уже захотелось спать. Только часам к восьми мы наткнулись на первые признаки снега.

Примерно на уровне Фузине дорога свернула влево, а мы стали подниматься по склону справа от нее.

Судя по карте и показаниям компаса, мы двигались к тропе, о которой говорил фермер. По подсчетам Залесхоффа, нам предстояло добраться до нее еще до наступления темноты. Некоторое время пришлось пробираться сквозь густой лес. У самых ног стелился туман, похожий на длинные сверхъестественные пальцы, что слепо шарят по земле в поисках чего-то потерянного. Было очень тихо, лишь изредка молчание нарушало резкое карканье ворон. Переговаривались мы только шепотом. Потом среди деревьев показалось белое пятно снега.

Таких пятен становилось все больше. Поначалу снег был неглубоким и хрустел под ботинками, как сахар-песок. Потом сугробы стали выше, островки снега сливались друг с другом, и вскоре сквозь деревья виднелось лишь белое пространство.

Неожиданно мы провалились в глубокий сугроб, который намело в небольшом овражке. Я надеялся, что, когда мы выберемся из этого странного сугроба, идти будет легче. Увы, стало труднее. Похоже, теперь многочисленные сугробы слились в один. Снег уже доходил выше колен. Он был похож на сухую мелкую крупу, осыпавшуюся под ногами. Лес наполнился таинственным шелестом: высоко над нами плотная крыша из сосновых игл недовольно ежилась под тяжестью снежных шапок, и белые водопады с шипением струились между нижними ветками.

Без пятнадцати девять мы взобрались на вершину, которая оказалась длинным гребнем. Оба тяжело дышали. Залесхофф остановился.

— Полагаю, мы выше и немного дальше Фузине, — отдышавшись, сказал он и ткнул пальцем в карту. Я не стал смотреть. — Если еще немного пройти прямо, уткнемся на тропу в том месте, где она пересекает гребень. То есть если вообще что-нибудь увидим. Хоть бы этот проклятый туман…

Мы двинулись дальше. Я очень замерз — несмотря на тяжелое восхождение и два свитера. От снега, растопленного теплом тела, намокли шерстяные носки, натянутые поверх гетр. Гребень был скалистым, и пришлось пробираться через сугробы, доходившие до пояса. Темнело. Почти осязаемо давил туман. Меня охватила паника.

Однако с наступлением ночи туман рассеялся, будто растворившись во тьме. Только что он окружал нас со всех сторон — а через секунду исчез, и мы увидели огни в окнах домов, разбросанных по склону долины. Звезд не было. Ночь опустилась, как черный балдахин. Через несколько минут пошел сильный снег.

Вершина гряды была частично защищена деревьями, но защита эта оказалась очень слабой. Снег падал не хлопьями, а какими-то смерзшимися кусками. В этом было что-то пугающе дикое. Ветер стих, и снег шел вертикально, но когда мы возобновляли путь, он с силой хлестал по лицу. Закрывшись ладонями, мы делали несколько шагов, затем останавливались, чтобы перевести дыхание.

Через минут двадцать мы почувствовали, как гребень идет под уклон.

Залесхофф схватил меня за руку.

— Приближаемся к тропе, — выдохнул он. — Смотрите в оба.

Легче сказать, чем сделать. Очки я давно выбросил. Попытка разглядеть что-либо в темноте сквозь бьющую в глаза белую массу снега была почти невыносимой. Гряда вновь стала подниматься, а тропы мы так и не нашли. Ноги словно налились свинцом. Прошло еще минут десять. Залесхофф был в нескольких шагах впереди. Я окликнул его, и он повернул назад.

— Что случилось?

Я пытался отдышаться.

— Залесхофф, — наконец удалось выговорить мне, — мы заблудились.

Какое-то время он не шевелился. Потом кивнул. Целую минуту мы стояли молча, слушая свист снега, обрушивавшегося на нас сквозь ветви деревьев. Снег намело мне на плечи, и, повернув голову, его можно было коснуться щекой. Я задрожал.

— Давайте выпьем по глотку, — предложил Залесхофф. — Бутылка у меня в рюкзаке.