Киоко - Рю Мураками

Киоко не боялась взглянуть в лицо горю, потому что знала, что было для нее самым важным. Я, к сожалению, не такой, как она. Будь я на ее месте, я бы, скорее всего, постарался забыть Хосе. Впрочем, если бы я был на ее месте, я бы, может, никогда его и не встретил.

Потому что интересные встречи выпадают лишь тем, кто не перестает искать. Впервые в жизни я испытывал уважение к девушке, которая была младше меня.

— Ральф, ты не хочешь поехать со мной завтра в Квинс? — спросила меня Киоко, направляясь к мотоциклу и наступив по дороге на тень переодетого в женское платье жиголо.

— Завтра в десять утра, пойдет? Я повезу тебя на лимузине.

Услышав это, она облегченно вздохнула:

— Я заплачу тебе, не беспокойся, ладно? Должно быть, я был единственным человеком, которого Киоко знала в этом городе. Я корил себя за то, что соврал ей насчет стоимости предыдущей поездки, но для покаяния момент был неудачным. Сейчас было важнее сказать ей что-нибудь ободряющее.

— Ты была великолепна, Киоко. Никогда в жизни я не видел, чтобы кто-нибудь так танцевал, — вот что в конечном счете я ей сказал, забираясь на мотоцикл, и девушка слабо улыбнулась мне в ответ.

«В стране, откуда я родом, все танцуют — худые и толстые, богатые и бедные, дети и старики, мужчины и женщины — абсолютно все. В праздничные дни мы выходим на улицу и веселимся, а вместе с нами танцуют умершие, привидения и духи», — кажется, что-то в этом роде рассказывал мне Хосе, но я сомневаюсь, что в свои восемь лет я могла понять так много по-английски, поэтому я смутно помню его слова.

В тот первый день в Нью-Йорке я вернулась в гостиницу вконец измотанной, но проснулась на следующий день до рассвета. Мне снились трое мужчин, одетых в белое, которые танцевали в каком-то неизвестном мне месте.

Он хороший, этот Ральф.

У меня не хватило бы духу поехать к Хосе одной.

Однако я не подозревала, что поддерживать разговор на английском языке так утомительно.

Это может показаться очевидным, но, чтобы понимать собеседника, нужно постоянно прислушиваться, а когда устаешь, то это получается с трудом.

Я много раз ловила себя на мысли, что, знай я английский получше, можно было бы поговорить с Ральфом о многом. Ральф так внимательно меня слушает.

Понятно, время от времени я теряю терпение и тогда ощущаю колючую проволоку. Это напоминает мне то время, когда я ходила вдоль ограждения из колючей проволоки.

Чувство, что тебе не дают приблизиться к чему-то важному.

Я проснулась рано и не смогла больше заснуть, долго смотрела на балетные туфли, подаренные мне Хосе.

«Киоко, это тебе!»

Маленькие детские балетные туфли, которые давно уже мне малы, настолько заношенные, что буквы моего имени начали стираться.

Колючая проволока и балетные туфли — вот символы всей моей жизни.

— Странно, но Хосе очень хорошо помнит свое детство в Майами, свою семью и особенно мать, часто говорит о них. Ему уже недолго осталось жить, представляю, как он хотел бы с ними увидеться.

В день, когда я встретил эту японку, я вывел Хосе погулять. По правилам выводить пациента в последней стадии СПИДа на прогулку запрещено.

Но я никогда не следую инструкциям бездумно. Безусловно, прогулка по улицам Квинса ранней весной, когда еще прохладно, подвергает пациента повышенному риску подцепить фатальный вирус. Но в палате ты тоже не застрахован от цитомегало-вируса, а в чем больные СПИДом нуждаются более всего, так это в надежде. Если пациент просит, я обычно вывожу его на прогулку. А как же моя совесть, я ведь волонтер, вдруг эта небольшая прогулка ускорит смерть пациента? Явно найдутся моралисты и снобы, которые зададут подобный вопрос.

Нет, я не беру на себя никакой ответственности. И тут ни при чем теология, нет, мое мнение основано на чистой практике: я уже проводил в последний путь с дюжину человек.

Хосе Фернандо Кортес — двадцать второй пациент, доверенный мне за все время. Я начал работать семь лет назад, в обществе волонтеров латиноамериканского происхождения, тогда же и созданном. Мы принимаем всех латиноамериканцев, больных СПИДом. Поступить в лечебницу может только тот, кто уже миновал начальные стадии заболевания, но, естественно, в помощи или совете здесь никому не откажут.

Хосе пришел к нам впервые два года назад. Он жил тогда в доме, предназначенном под снос в Бруклине, страдая от неприязни окружающих, узнавших о его болезни. Основными симптомами у него были саркома Калоши и сильнейший зуд в спине, осложненный САД,[21]или, иначе говоря, синдромом слабоумия, вызванным СПИДом. Говорят, САД проявляется, когда вирус ВИЧ начинает поражать центральную нервную систему. У больных тогда случаются сильнейшие приступы тревоги и страха. У некоторых пациентов боязнь лишиться рассудка бывает сильнее страха смерти.

В обществе, где я работаю, мы делим САД на стадии развития, пронумерованные от О до 5, и Хосе находился на стадии 1 в момент поступления в лечебницу. В настоящее время симптомы усилились, и он находится между 2 и 3 стадиями. Это проявляется в колоссальном падении концентрации внимания, потере памяти и параноидальной боязни того, что окружающие хотят упрятать его в психиатрическую больницу (по правде говоря, когда бедняга жил в Бруклине, это было недалеко от истины). Приходится помогать ему в любых повседневных делах. Он еще способен самостоятельно отправлять естественные нужды, но кто-то должен сопровождать его до туалета.

Прогулка в тот день свелась к тому, что мы просто обошли кругом здание перед лечебницей. Хосе хотел погулять еще, но, поскольку дул прохладный ветерок, я решил на этом закончить. Как обычно, во время прогулки Хосе рассказывал мне о своем детстве в Майами, о родителях, матери, друзьях детства. Уже месяцев шесть, как он говорит только об этом. Его семья в Майами не знает, что у него СПИД. Хосе хочет оставить их в неведении, а мы всегда руководствуемся желанием пациента. Если наше общество потеряет доверие пациентов, оно не сможет более существовать.

При ходьбе Хосе опирается о трость причудливой формы. Это палка с прямоугольной ручкой и резиновым покрытием на обоих концах, очень удобная, чтобы вставать, если упал или присел на корточки. Я подарил ее ему, когда стал его сиделкой. Я купил двадцать таких палок, они продавались на борту самолета американской авиакомпании. Четырнадцать уже отслужили свое и находятся сейчас в гробах вместе с почившими хозяевами.

Нельзя сказать, что окрестности лечебницы в Квинсе очень уж располагают к прогулкам. Здесь не найдешь ни былиночки, нет никакой зелени и поэтому никогда не услышишь птичьей трели. Только голоса негритянских детей, играющих в мяч на растрескавшемся бетонном тротуаре. Когда лечебница только открылась в этом не очень-то спокойном и безопасном квартале, у латиноамериканских добровольцев, учредивших ее, похоже, возникали постоянные споры с жителями соседних домов. Переговоры велись с большим терпением, и теперь молодежь, играющая на улице в баскетбол, порой пасует мяч прогуливающимся пациентам и иногда подходит, чтобы пожать им руку. При этом предрассудки, естественно, не исчезают. Терпение и беседы — вот две вещи, которые помогут с ними справиться.