Пика - Александр Асмолов

— Изнутри?

— Только снаружи.

— А вдруг тебе станет страшно одной?

Уже в дверях, она, не оборачиваясь, погрозила ему пальчиком, будучи уверенной, что бывший зэк не отрываясь смотрит на ее стройную фигуру.

Налив себе кофе в маленькую чашечку, и смакуя мелкими глотками, Сава начал разглядывать загранпаспорт, стараясь запомнить свое новое имя. Фотографию Дина сделала еще в первый день их знакомства, когда принесла костюм. Глаз у нее наметан, пиджачок сидел отлично на его худеньких плечиках. Кадр получился удачный.

— Кому-то повезло с сотрудником, — подумалось Пике. — Все умеет и успевает.

В паспорте не было наклеено ни одной визы. Значит, они поедут не в Европу и не в Лондон. Хотя, не исключено, что им проще было оформить загранпаспорт, чем гражданский. Он поймал себя на мысли, что подумал «им». Пока бывший зэк совсем не продвинулся в этом направлении. Ну, что же будем брать лучшее, Пика вспомнил поговорку Хана, который опять оказался прав.

Ключей от входной двери так и не было ни в замке, ни на полке в прихожей, ни в дорожной сумке. Бывшего зэка держали на коротком поводке. Но кормили хорошо. У него даже был новенький галстук в тон поясному ремню. Судя по всему, ехать придется именно в нем, поскольку джинсы велено положить в сумку. Там еще была новенькая куртка, пара свитеров, хорошие туфли. Для января такая одежка годится только в южных странах. Эх, халат будет скучать… Ну, извини! Работа.

От нечего делать, Сава принялся изучать библиотеку в кабинете Игоря Михалыча. Четыре широкие полки до самого потолка были плотно укомплектованы книгами строго по направлениям: история, мемуары, классика, шахматы. Последние весьма удивили бывшего художника. Тут были учебники, сборники известных партий, подшивки шахматной периодики разных стран прошлого века, упакованные в хорошие переплеты, очерки и воспоминания участников крупных турниров и чемпионатов.

Художник даже позавидовал такой аккуратности и щепетильности в вопросе, который явно был только увлечением хозяина библиотеки, но никак не профессией. Сава, к своему стыду, до библиотеки не дорос. У него в доме на Петрице водились какие-то книги по живописи и портрету, но то были подарки красивых дорогих изданий и какие-то случайные каталоги. Систематически или целенаправленно заниматься библиотекой он не думал.

Теперь, разглядывая полки, уставленные не собраниями сочинений в одинаковых переплетах, а разнокалиберными внешне, но объединенные единой логикой, книгами Пика проникался все большим уважением к их хозяину. Захотелось с ним пообщаться на эту тему.

И вот уже проявляются контуры нового рисунка. Пожилой мужчина сидит в кресле у торшера и увлеченно читает книгу. Спокойное лицо едва тронула усмешка. Очевидно автору удалось затронуть душу, пережившую немало на своем веку. Несмотря на возраст, читатель явно способен сопереживать и подростку, впервые испытывающему романтическую увлеченность, и многодетной матери, взывающей к Создателю о помощи в трудной финансовой ситуации.

— Признаться, ты прав, — голос генерала звучал с удивительной теплотой, — нас у матери было одиннадцать душ. Отец погиб при аварии на Путиловском, и вопрос о хлебе насущном часто был основным. Кстати, ты знаешь, почему «насущный»?

— Это из молитвы какой-то, — неопределенно ответил художник.

— На существование, — уточнил голос Игоря Михалыча, — и не более того. Хотя, мы не голодали, Путилов помогал после потери кормильца. Почему-то о нем забыли. Незаслуженно забыли, а, ведь, для России много сделал этот русский инженер.

— Там что-то с революцией связано, — единственное, что удалось вспомнить Пике.

— К сожалению, в классовой борьбе после 1917 было много так называемых «перегибов», но не грех было бы немного знать о Путилове. В Крымскую войну 1854–1856 годов, когда англичане и французы устроили нам экономическую блокаду…

— Ввели санкции?

— Это современная политкорректность, — усмехнулся голос хозяина библиотеки, — а суть та же. Так вот, вопрос был серьезный. У англичан закупали сталь для орудий, у французов винтовки, у немцев снаряды. Не умели их тогда в крестьянской Руси сами делать. Выручил Путилов.

— Денег дал?

— Вранье, — отрезал генерал. — Тогда к Путилову обратился Великий князь Константин Николаевич и спросил, можетли русский инженер придумать и сделать для страны необходимое. Причем, Великий князь на это дал собственные средства.

Сава продолжал молча добавлять штрихи к портрету.

— Путилов разработал технологию изготовления легированной стали для орудий разного калибра и чугуна для снарядов. Построил заводы и запустил производство. Для Кронштадтской флотилии из собственных доков спустил на воду 32 винтовых канонерки и 24 фрегата. За год. Подготовил кадры для заводов, для обслуживания паровых двигателей и орудий на флоте. Позже выкупил тот завод и стал там выпускать рельсы и вагоны для железных дорог, орудия разных калибров, корабельные башни для броненосцев, различное тяжелое оборудование. Вот кто такой Путилов для России.

— Сейчас об этом мало кто знает. Я только помню картину «Ленин на Путиловском». Куда потом Путиловский делся, не знаю.

— В 1922 Путиловский стал Кировским заводом. Тогда многое пытались стереть в памяти русского народа. Крушили с размахом, втаптывали в грязь, а то и в забытье.

— Зачем?

— Это проделки «серых», — отрезал генерал. — Они в любой ситуации ужом во власть пролезают. Сначала — что изволите, потом — нож в спину. Сами делать ничего не могут, только растаскивать чужое. При этом все оболгут, изгадят, а сверху нацарапают, что они самые великие. Абсолютно беспринципные паразиты, чтобы выжить, и друга и брата продадут. Когда после Гражданской Сталин начал чистки, они друг на друга два миллиона доносов настрочили.

— О Сталине противоречивые мнения. Кто из них прав?

— Суди по делам. Хочешь знать глубже, анализируй детали.

— Я собственно об этом и хотел спросить.

— Погоди. Если ты художник, то должен овладеть этим методом в совершенстве.

— Иногда мне кажется, что я полный профан.

— Обрати сомнения в стимул.

— Если не секрет, как вы до этого дошли… Вернее, дотянулись?

— Намекаешь на мое происхождение? Это верно. Не судьба, если бы не случай. Меня, самого младшего из детей погибшего рабочего, взяли в дом Путилова. Как тогда говорили — прокормиться. Сначала помогал по хозяйству, чем мог. Потом меня начали ставить в пару одному из племянников Николая Ивановича на занятиях с репетитором. Я был на год моложе Станислава, но «кухаркин сын» обгонял барчонка.

— Почему? — искренне заинтересовался Сава.

— Мне повезло освоить правильный способ мышления.

— То есть?

— Прежде, чем идти в атаку, нужно научиться воевать. Еще лучше научиться учиться.