Вовка-центровой - Александр Санфиров

— Ты знаешь, на удивление не больно, в больнице тоже доктора удивлялись, что у меня сильного ожога нет, а просто как татуировка получилось.

— Бедный, — с сочувствием произнесла девушка и легко провела пальцем по его спине, сделала она это уже рядом с лежащими на песке девчонками.

«Вот же девка! — восхитился Вовка. — И ведь не учит никто, на одних инстинктах понимают, как надо поступать».

Славка смотрел на него со смесью зависти и жалости.

— Ну всё, приятель, Жбану уже сегодня доложат, что ты Климову в воде щупал, — шепнул он другу, когда тот улегся рядом с ним. — Не знаю, правда, где он сейчас, его что-то давно не было видно. Может, уехал куда? Но все равно к школе прикатит.

— Слушай, Славка, а как ты думаешь, кто сильней, Граф или Жбан, — заинтересовался Вовка.

— А не знаю, они одногодки, только Граф уже два года, как ушел из школы, где-то вроде работает. Хотя раньше они между собой не дрались, но в классе все равно Граф макуху качал. Жбана бы тоже давно выгнали, но у него мать учительница, поэтому и учится еще.

Солнце начало опускаться к закату, когда все начали расходиться по домам. Мишка исчез со своими друзьями, заверив, что найдет дорогу домой и без старшего брата. Славка ушел с двумя одноклассницами, оставив друга вдвоем с Ленкой.

Они дождались, пока все скроются из виду, и тоже пошли в сторону поселка. Им навстречу двигались многочисленные желающие искупаться после трудового дня.

Неожиданно Ленка спросила:

— Вова, ты меня простишь?

— За что? — ненатурально поинтересовался тот.

— Перестань, ты же обо всем догадался, я сразу поняла, — сообщила Ленка. — Ты знаешь, как мне надоел этот Генка, и вообще я ни о чем таком не думала, но вот когда увидела его друзей, так и решила с тобой искупаться. Ты ведь его побьешь, правда? — наивно спросила она. — Ведь Графа смог побить.

Вовка засмеялся.

— Ну, не знаю. Я, если честно, его совсем не помню, увижу, скажу.

Они медленно прошли по широкой улице до дома, где жила Лена. Он ничем не отличался от их четырехквартирного дома, такой же маленький палисадник, и внутренний двор с дровяниками. Во время этой прогулки их внимательно осматривали все, кто в это время находился на улице.

Когда они прощались, Ленка пристально посмотрела на него и сказала:

— Ты знаешь, Фомин, я никогда не думала, что ты можешь быть таким внимательным и интересным. Ведь ты еще в прошлом году бегал по партам в классе и пел похабные частушки. Даже не верится. Может, завтра мы с тобой снова сходим на Волгу?

Вовка про себя засмеялся. Конечно, от такого предложения первой красавицы класса любой мальчишка потерял бы остатки соображения, но он-то не такой.

— Леночка, — проникновенным голосом сообщил он в ответ, — обязательно сходим, если так тебе хочется, но давай не будем загадывать, ты ведь завтра пойдешь в магазин?

— Ну да, — растерянно сказала Лена, — и что из этого?

— Вот и мы с братом завтра с утра там будем, — улыбнулся ее собеседник. — Там и договоримся, когда встретимся, потому что мне надо еще с ребятами в футбол сыграть.

Он не стал говорить девушке, что ему надо как можно быстрее запоминать окружающих, а в игре это можно было сделать гораздо быстрее и непринужденней, чем в обычном разговоре.

— Ну, раз тебе футбол интереснее, чем со мной загорать, тогда иди и играй, — сказала, надув губы, его собеседница. — Очень надо. Я-то тебя как человека пригласила.

«Ого, какие заявления в столь юном возрасте, — восхитился про себя Вовка. — Вот оказывается, когда нами уже начинают командовать».

— Лена, ну, в общем, завтра я тебя встречаю утром у магазина, — сказал он, повернулся и быстрым шагом пошел по улице, чувствуя спиной недоумевающий взгляд девчонки.

Дома, когда он пришел, были все и, похоже, его уже ждали.

Мама, подозрительно ласково улыбаясь, смотрела на него.

«Ясненько, — понял Вовка, — Мишка заложил».

— Ну как, напровожался? — с ходу спросил отец. — Что-то ты зазнобу свою рано отпустил?

— Вечно тебе, Паша, надо влезть, — заступилась мать, — не смущай парня.

— Да я и не смущаюсь, — ответил сын, — действительно, мы с Леной Климовой прошлись до ее дома после пляжа, и всё.

— Лиха беда начало, — подмигнул отец, — сначала до дома, потом до сеновала.

— Паша, ты о чем с сыном говоришь, какой сеновал, им по пятнадцать лет еще, — закричала мать. — Прекращай этот разговор!

— Хорошо, хорошо, — засмеялся чем-то довольный отец.

— И ржать перестань, — добавила мама, — радуешься, как будто сам провожался.

— Люда, да ты посмотри, парень на глазах взрослеет, себя наконец поставил среди ребят, на гитаре играет, да еще и самую фасонистую девку в поселке прибрал. Фомин, одним словом! — И батя горделиво выпятил грудь. — В общем, сейчас ужинаем, а потом нам старший на гитаре сыграет, а мы послушаем и решим, стоило ли ему гитару дарить, — сказал он свое веское слово.

Ужин прошел, как будут писать когда-нибудь в газетах, в теплой и дружественной обстановке, и после него Вовке пришлось взять гитару в руки.

— Батя, так что сыграть? — спросил он у отца.

Тот долго не раздумывал.

— Спой, сынок, про войну. Два года, как я дома, а все она, проклятая, мне снится.

— Ладно, бать, тогда начну вот с этой, — сказал в ответ сын и ломким негромким голосом начал:

Эх, дороги, пыль да туман,

Холода, тревоги да степной бурьян.

Сам не знаешь доли своей,

Может, крылья сложишь посреди степей.

После первого куплета Павел Александрович закрыл глаза, присоединился и начал подпевать своим низким голосом. И вскоре вся семья дружно выводила тоскливую, тревожную песню войны.

Когда они закончили петь, мама вынула платок из кармана и вытерла заслезившиеся глаза.

Вовка же почти без перерыва начал следующую песню:

Вьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза…

Закончилась эта песня, и тут в двери постучали. На приглашение зашли соседи, которых Вовка еще не знал: пожилой усатый одноглазый мужчина с ожоговыми шрамами на лице и полная темноглазая женщина.

— Слухай, Паша, Люда, вы тут так спиваете, можно, и мы с вами посидим, подпоем?

— Конечно, Василий Егорыч, какие разговоры, присаживайтесь за стол, у нас тут свой музыкант появился, не гармонист, конечно, но и на гитаре неплохо играет. Ну что бы ты хотел спеть, старшина? — спросил отец.

— Что спрашиваешь, понятное дело, о танкистах.

И понеслась песня о танкистах, которые задали перца самураям.