Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

И в продолжение юмора. После войны выяснилось, что одноклассник Игоря — Марк Лурье воевал тут же, но по другую сторону этого самого моста, и переписывались ребята через полевую почту… Посмеялись — секретность, дислокации, диспозиции и прочее, но уже после фронта.

Весна преподнесла еще сюрпризик, в самое половодье. По законам уже упомянутой военной хитрости на небольшом пятачке водораздела между реками Ловатью и Полой в болотистой местности оказались ни много ни мало — стрелковая дивизия, в которую входил 3 12-й полк Болтакса, и кавалерийский корпус, который бог знает зачем тут проедался. Кони в обороне в лесисто-болотистой местности — большая обуза, но, видимо, давало себя знать кавалерийское прошлое командования. Короче, на пятачке скопилось тысяч двадцать людей. Продовольствие, боезапас пришлось сбрасывать самолетами. С едой стало не просто туго. К каждому мешку, летевшему с самолета, кидались со всех сторон. Конечно, кавалеристы на своих лошадиных силах успевали домчаться первыми, доходило до автоматных перестрелок, конкурентов отгоняли огнем.

А вода прибывала. Она была всюду. Не то чтобы обсушиться — присесть некуда. Спать, особенно в боевом охранении, приходилось по очереди на спиленных деревьях, на пнях, наполовину подрубленных с одного бока на манер спинки от кресла, а то и стоя на кочках. Да и пилитьто было непросто: пилы ломались, деревья были нафаршированы осколками. Но уйти с позиций было нельзя. Так было, когда люди ценились не дороже бревен, чтобы гать мостить — один черт. Из далека сегодняшних лет со стопроцентной очевидностью ясно, что нужны были другие решения. Но тогда… так и спали в обнимку с березками.

А голод давал себя знать. Копали луковицы саранок, какие-то еще коренья — были знатоки этого дела, — обдирали сосновый луб, памятный еще с детства как «огурчики», — зеленый слой под корой. Но сосенок было раз-два, и все! Собирали в котелки березовый сок. Прилетели утки, но из автоматов по ним не очень получалось: только распугивали. Игорь, как всегда, пошевелив «архимедовой извилиной», придумал: из немецкой длинноствольной ракетницы стреляли патроном, из которого вынимался светящийся состав, а туда наталкивались камушки, осколки, гвоздики — все, что под рукой. И получалось! В заброшенных разрушенных деревеньках междуречья, на местах пепелищ, годных для костров бревнышек давно не осталось. Пилить деревья — демаскировка, да и сырые они. Разбирали разбитые печи — ежели кирпич вымочить в солярке, которую сливали из подбитых танков, то огонь долго не погасал, и можно было кое-как зажарить, если этот процесс позволительно так назвать, утку. Даже полусырая, даже с ароматом керосина, она была превосходна. Кавалеристам-то было легче: им и конинка перепадала…

Вода начала спадать не сразу. С трудом в полк прорвалась по хлябям весенним первая продуктовая автомашина — привезли гороховый концентрат! Сначала бросились жрать сырой, потом стали варить, набивая в котелки сверх меры, концентрат набухал, лез из котелков — вылезающее пихали в рот полусырое: нельзя же добру пропадать. И хотя солдатские желудки луженые, все-таки не выдержали. Немцы могли принять последствия горохового концентрата за необычную артподготовку. Горький смех.

Весной, когда березы начинают сочиться соком, Игорь и теперь иногда вспоминает и концентрат, и пальбу по уткам, и ночевки в обнимку с пеньками.

Быт на передовой, если его можно было определить как быт, своеобразен и непохож для разных условий: в окопах ли ты, в разведке, в батальоне, в полку или в тылах полка. Месяцами лапник под голову, под бока, плащ-палатка снизу, шинель — сверху вместо крыши и печки. Спать целесообразно в любой ситуации, в том числе и «про запас», особенно разведчикам, лазающим в поиск по ночам. Все барахлишко — при себе, в вещмешке: шильце-мыльце, ушанка, шлем-подшлемник, сапоги-валенки и прочее. у разведчиков было неписаное правило: если кто-то погибал и что-то из предметов не отсылалось родным, то его вещмешок делили между собой. И память о товарище, и всякая вещь — к делу.

В длинные, тягучие сидения в обороне наловчились ребята отливать алюминиевые, из защитных колпачков взрывателей снарядов ложки на манер деревянных — хлебало, держало, но поменьше размером, чтобы в сапоге не мешала. Окрестили ложки "ИК-42» — индивидуальный кашемет образца 1942 года, который, как личное оружие, носится постоянно, используется раз-два в сутки, перед употреблением его рекомендуется смазывать салом-лярдом, а после — вытереть и завернуть в тряпочку. Лежит у Игоря по сей день такой кашемет среди немудрящих фронтовых вещиц, нынче — раритетов.

Хоть и стоял фронт в обороне, но в тесноте землянок, скученности тел донимали вши. У разведчиков была своя отдельная землянка, но частые ночевки в чужих солдатских пристанищах, сидение рядом в тесном окопе — да мало ли было ситуаций. Вывести эту пакость не помогала никакая вошебойка, о редких баньках вспоминали, как о светлых праздниках. Уж как любил Игорь одну свою гимнастерку — из военных подарков английской королевы, — но вывести из нее дополнительное население не смог никакими доступными способами, как ни старался. И однажды после такой неудавшейся очередной попытки вывести живность вылез рассвирепевший из землянки, шваркнул гимнастерку на пень и выпустил в нее весь магазин из автомата — в сердцах, от бессилия. Отличная была гимнастерка…