Удержаться на краю - Алла Полянская

– Она была великой художницей. – Георгий тронул пальцами холст, стирая пыль с верхней кромки. – Это… это невероятно!

Люба пожала плечами – парадный портрет, стилизация под старых мастеров, что в нем невероятного? Тут невероятно другое: то, что Надя вообще его написала.

Они давно не разговаривали и еще дольше не виделись.

– Вот ключи. – Георгий подал Любе связку блестящих новых. – Эти замки вполне надежные, но дверь надо будет заменить.

– Да, я так и сделаю. Кстати, я на машине, могу вас подвезти. И вот… деньги, как договаривались.

Она взяла картину и понесла к выходу. Георгий шел следом, глядя в прямую спину, выражающую непреклонность и неодобрение всему, что находится вокруг.

– Я помогу. – Георгий взял у Чистюли картину. Белый платок, испачканный пылью, остался у нее в руках, и она торопливо скомкала его, засунула в какой-то пакетик и спрятала в сумку. – А вы потренируйтесь закрывать дверь.

В подъезде было тихо, и Люба оглянулась на лестницу, но красавчик Декстер не показался. Значит, у Милы все в порядке. С сомнением посмотрев на ручку двери, Люба снова выудила из сумки влажные салфетки, потому что от одной мысли о том, кто мог к ней прикасаться, ее начинало мутить.

Георгий с удивлением наблюдал за манипуляциями Любы с салфеткой, вспоминая свою квартиру, которая давно превратилась в берлогу. Он представил, что сказала бы Люба, попав в его квартиру, и заранее ужаснулся.

Но Люба справилась с замками, сняла с дверной ручки испачканную влажную салфетку и отправила ее в тот же пакетик, что и носовой платок.

– Замки отличные, спасибо. Так вас подвезти?

– Я далековато, на Правом берегу. Но если вы меня подбросите до остановки, буду весьма признателен. А дальше я и на маршрутке отлично доеду. – Георгий мысленно содрогнулся от одного воспоминания о запахах, но виду не подал, а просто перехватил картину другой рукой и забросил на плечо рюкзак с инструментами. – Я хотел спросить… что там произошло? Ну, с той девушкой?

Люба пожала плечами – что случилось с Милой, она не знает, и поговорить они не успели, потому что ввалился этот мужлан и принялся топать, громко разговаривать и засорять собой пространство, а потом приехал доктор. Весьма симпатичный доктор по имени Ленька.

Люба не любила людей, вторгающихся на чужую территорию, еще с того дня, когда перетащила свои вещи из их с Надей общей комнаты в дальнюю спальню, куда Надя поначалу вваливалась регулярно, просто чтобы затеять ссору. Она отчаянно пыталась вернуть Любу на свою орбиту, но та вдруг обнаружила в себе непреклонность. Мало того, она поняла, что нужна Наде, та нуждается в ней, но дело было в том, что Надя нуждалась в сестре только на своих собственных условиях, а Любе это не подходило. У нее появилась своя принципиальная позиция, и уступать она не собиралась.

Тем более что в Наде она не нуждалась.

Нет, она продолжала любить сестру, но это было уже скорее инстинктивно, а сознательно Люба понимала: она больше не хочет находиться на той же орбите, что и Надя, она не хочет беспорядочных посиделок в грязных берлогах, не хочет видеть людей, которые там находятся, не хочет иметь ничего общего со всем тем, что было для Нади нормальной средой обитания.

Из всей этой жизни она оставила только отвертку, навыки, которые приобрела, сама того не желая, и несколько раз очень ей пригодившиеся. Сложно милой домашней девочке выжить в огромном городе, особенно если боги не обделили ни внешностью, ни умом.

Но тогда Люба категорически отказалась продолжать жить как раньше. Ей это просто не подходило, и сдвинуть ее с этой точки зрения Надя так и не смогла, да и никто не смог бы, если на то пошло. Поэтому Люба снабдила свою дверь замком, и визиты сестры со временем прекратились. А вот привычка охранять свое пространство у Любы так и осталась.

– Она просто сознание потеряла. – Люба щелкнула брелком сигнализации, и машина подмигнула. – Может, из-за собаки перенервничала. Собака поранилась, конечно, жалко. Хорошая собака.

– Ну, это ротвейлер… – Георгий с сомнением покачал головой. – Они не слишком дружелюбные, мне кажется.

– Да ладно, он милый. – Люба открыла багажник и уложила туда картину. – Садитесь, подброшу вас, рюкзак ведь тяжелый.

Георгий с сомнением взглянул на старенькую «Ауди» но тем не менее уселся в салон, и машина исправно завелась, что было и неудивительно – вряд ли Чистюля потерпела бы неисправность.

– Вот черт…

Какой-то парень бросился буквально наперерез машине, замахал руками, и Люба резко затормозила, нащупывая отвертку.

– Стой!

Георгий покосился на Любу и открыл дверцу машины, она тоже вышла. Парень, отскочив на обочину, уже направлялся в их сторону. Лицо Любы, спокойное и невозмутимое, удивило Георгия. И только рука, сжимающая заточку до побелевших костяшек, сказала ему о новой знакомой больше, чем все, что он видел до этого.

Парень самого бомжеватого вида, и Георгий, сам от себя не ожидая, оттеснил Любу в сторону.

– Тебе чего?

– Это… – Парень покосился на заточку в Любиной руке. – Надьку хоронить когда будешь?

Люба вздохнула – круг общения сестры, похоже, не поменялся.

– Когда тело отдадут. Думаю, в ближайшие дни. Ритуальная служба этим займется.

– Служба… а ты? Ты же сестра! Я тебя сразу узнал, Надька тебя часто рисовала.

Люба вскинула брови – с какой радости ей отвечать?

– Рисовала, да. – Парень откашлялся: – Позавчера видел ее, пивка в гриле попили. Говорила, что скоро все изменится и она уедет отсюда куда-то на юг. Жалко Надьку, хорошая она была баба, хоть и с придурью.

Люба кивнула и вернулась к машине, Георгий последовал за ней. Похоже, Чистюля не слишком жаловала сестрицу, и немудрено, учитывая, какие они разные.

Машина скользнула между домами, Георгий ощутил сожаление – сейчас он выйдет на остановке, а эта барышня уедет в свою чистенькую жизнь.

– Если вдруг что починить надо будет, так я всегда готов помочь. – Георгий не был мастером разговаривать, особенно с женщинами, но попытаться стоило. – Замки там, сантехника, мелкий ремонт.

– У вас есть визитка?

– Нет, не завел, но скажите свой номер, я вам позвоню, и мой у вас высветится. – Георгий понимает, до чего неуклюже выглядит, но тут уж ничего не поделаешь. – Мало ли, а вдруг понадобится.

– Ну, тоже верно.

Люба думает о том, что очень хочет взять Женьку и пойти с ним в парк – качаться на качелях, есть мороженое и радоваться жизни. Но нужно домой, есть работа, и с похоронами надо что-то решать.

И отцу надо позвонить, хотя это, пожалуй, самое неприятное.

Бруно спал, и ему снился лес – много деревьев, на которых гнездилось что-то темное, угрожающее. Бруно вздрагивал и скулил, понимая, что тело его подвело, лапы неподвижны, а вокруг сгустилась тьма, осязаемая и липкая. И что-то очень теплое врезалось в него, как кусок солнца.